– Как?

– Молча. Дай мне миллион фанатиков, готовых беспрекословно выполнить любой, даже самый абсурдный, приказ, и я завоюю весь мир. Не говоря уже о том, чтобы взять приступом отдельно взятый анклав. Плюс ко всему, если в каком-нибудь месте плотины появляется трещина, рано или поздно безудержная стихия вдребезги разнесет всю конструкцию.

– Полагаешь, пролом на востоке…

– Мы не удержим. Даже если бы не было атак с других направлений.

– Ты же отправил туда столько людей и техники!

– Я отправил туда всех, но это ничего не меняет. На главном направлении сосредоточенны основные силы противника. Оставшиеся два выступают в качестве отвлекающего маневра.

– Грубо говоря, в одном месте задействовано полмиллиона, на второстепенных – тысяч по сто?

– Что-то вроде того. При самом благоприятном раскладе атаки с флагов захлебнутся. У востока нет ни единого шанса. Пусть сто, двести, даже четыреста тысяч кадов погибнут, но оставшиеся все равно прорвутся. У нас не хватит боеприпасов, чтобы уничтожить их всех. Спасти положение могла бы эскадрилья тяжелых бомбардировщиков: ковровые бомбардировки – на редкость эффективное средство. Но их нет.

– А что насчет второго кольца обороны?

– Ничего. Вторая линия укреплений продлит агонию на день, два или даже неделю, после чего наступит неизбежный конец.

– Значит, выхода нет?

– Выходит, что так.

– Тогда ради чего твой штаб развернул такую бурную деятельность? Не знаю, как у других, а лично у меня создается впечатление, что, мобилизовав все имеющиеся в нашем распоряжении ресурсы, можно отбить нападение.

– Людям нужна цель. Уверенность в том, что их жертва не напрасна.

– Придаешь смысл последним минутам обреченных?

– Рад, что старый друг меня до сих пор понимает. И знает, к чему я веду.

– К коду доступа и ключу?

– Да.

– А как же Борис? Ведь третий ключ у него.