— Вот, — говорит, — это да. Это люди дела делают. А мы тут…
— А что, — спрашиваю, — вам злыдни местные не сильно досаждали?
— Да не. Покуда тихо было. Но, скажу тебе, тишина эта такая, нехорошая тишина. Ну, знаешь…
— Как перед большим боем.
— Во. В точку.
— Ну а разведка ваша куда смотрит? Или, — говорю, — она тут вообще отсутствует как диагноз?
— Да был один попик, — отвечает Рязань. — То есть чего был, он и сейчас есть… где-то. Затаился, крыса церковная. Выпить не дурак, да девок дворовых за зады щипать, а насчет дела… какие-то сведенья он выдавал, а откуда брал, леший знает. Мне одна… бойкая… рассказывала, что у него в часовне шар хрустальный есть, в который видно, чего на той стороне творится. Еще слух ходил, что он с птицами общаться умеет, хотя по этой части больше друиды мастера. Есть тут такие… лесники-агрономы.
Коля это так спокойно говорит, с ехидцей, а меня злость начала разбирать.
— С чертями он зелеными общался, — говорю. — А смотрел небось в бутылочные донца. Знаешь, сколько там полезной информации высмотреть можно? А уж зеленые черти — это и вовсе источник воистину неоценимый. Таких новостей порасскажут — свеженьких, прямиком из преисподней.
— Да говорил я управляющему нашему, — мигает Коля, — графу Эльварду, я его Эдиком зову, что гнать надо этого алкаша в три шеи, пока до беды не довел, а на его место из столицы толкового мага вытребовать. И чтобы исцелял заодно. А то стыдно сказать — во всем замке из медпресонала коновал дядя Фотт. Никто, понятно, к нему и не обращается, дураков нет, все, случись что, на болото топают, к бабке Пиго — тоже та еще старушка, Баба-яга чистой воды. Во, — оживляется Рязань, — самогонку-то бабка тоже гонит, уж не ведаю с кого. Пойло на вид отвратное, на запах и вкус тоже, но коли сумеешь заглотнуть не проблевав — забирает, доложу тебе, не хуже наркомовских.
— Ты, я погляжу, — говорю, — неплохо тут устроился. Вжился, можно сказать.
— А то, — опять Коля мне подмигивает. — Вы, разведка, канешно, аристократия, но и мы, пушкари тоже кой-чего… о, а вон и второй наш канонир идет.
Я голову лениво так повернул — гляжу…
— Эй, — шепчу Кольке. — Это ж фриц.
— Не, — мотает головой Николай. — Он не фриц. Австриец.
— Один леший, — говорю. — Сам-то… Адольф тоже ведь из австрийцев.
— Ну, ты загнул, — говорит Рязань. — Рудольф нормальный парень, по нашим не стрелял…
— Точно?
— Будь спок. Ты что думаешь, стал бы я с фашистом так, запросто… я его солдатскую книжку со всех сторон обнюхал. Он с 40-го в ПВО рейха барабанил, против союзничков. В расчете восемь-восемь. Под этим… Дюссельдорфом. Наши туда точно не дотягивали.