Лян просто сидел у иллюминатора. Некоторое время наблюдал за моим допросом. Некоторое время — за фейерверком, который стал появляться на небе менее часто.
Наконец даже доктор Гвин исчерпала запас своих вопросов. Маршал-Стюард встал и откланялся:
— Благодарю за помощь, капитан Жиро.
— Не могли бы вы сказать мне, как себя чувствует полевой командир Дражески? — спросил я.
— Она стабильна, — ответила доктор Гвин. — Ваша информация поможет нам лучше справиться с ситуацией.
Более или менее. Неделю я оставался в этом прекрасно оборудованном помещении. В сытости и покое. И одному только Богу известно, сколько воды я получил. Для питья, умывания и даже для туалета. В любое время дня и ночи. Лян периодически навещал меня, чтобы сообщить новости и убедиться, что со мной всё в порядке. Иногда заходили другие праведники. В основном это были медики, наблюдавшие за тем, как мой организм приспосабливается к суровым условиям слишком сильной гравитации. Они казались словоохотливыми, но каким-то образом им удавалось не посвящать меня в слишком многое. Кровавый род пал, и на Фортресс царила анархия. Вначале соларианцы не уезжали, потому что, как они сказали, ни одно официальное лицо не велело им уезжать, поскольку сэо Май и сэо Эстебан отреклись от своих обязанностей и никто не позаботился организовать выборы, чтобы найти им замену.
Потом они не уезжали, потому что, как они сказали, сложилась критическая ситуация с беженцами. По словам Ляна, кризис достиг грандиозных масштабов, поскольку стражи пустили слух, что луны сможет покинуть каждый желающий.
Потом они не могли уехать, как они сказали, потому, что им надо было убедиться, что никто на Фортресс не возражает против свободы передвижения людей, активно ищущих убежища в мирах.
Где-то на восьмой день открылась дверь, в которую снова вошёл Виджей Кочински. Ему удалили все шрамы и татуировки, и коротко остриженные волосы торчали, как щётка, на его загорелом черепе.
— Они собираются попробовать привести Терезу в сознание, — сказал он. — Можете понаблюдать, если хотите.
— Спасибо.
Я поднялся со своего кресла, и в одно мгновение его рука сжала моё плечо железной хваткой. Он наклонился низко к моему уху, чтобы я мог почувствовать на своей коже его горячее дыхание.
— Сири Байджэн держат в наркотической коме, пока не разберутся, как наилучшим способом спасти её рассудок. Они не знают,