Он открыл кейс, привезённый Бирским, и вынул все десять мягких кубиков.

– Это он и есть, да? – тихо спросила Даша. – «Гото»?

Тимофей молча кивнул. Обтерев гель-кристаллы тряпицей, он выстроил их в рядок.

– Предиктор… – сказал он.

– А не жалко?

– А их всё равно не отформатируешь, не перепишешь. А опасной и вредной информации столько – они словно ядом сочатся, в руки взять страшно…

В сенях затопали, сбивая снег, заспорили, кому какие тапки, и ввалились в тёплый дом. Бирский, шмыгая носом и потирая озябшие руки, подошёл к Тимофею.

– Ты как хотел? – спросил он, не договаривая, но Кнуров понял.

– Бензинчиком хотел, – сказал Кнуров, – или керосинчиком…

– А мы хвороста подсобрали, – сообщил Бирский, – решили по-простому, по деревенски – на костре.

– А я вообще жечь не хотел, – заявил Гоцкало, – вони от них… Рита говорит, давай, говорит, на мясорубке их перемелем, и всего делов!

– Лучше все-таки спалить, – сказал Царёв, трогая пальцем кубики кристаллической квазибиомассы. – От греха подальше…

– Правильно, – поддержала Ефимова (фамилию мужа она брать не стала…).

– Девчонки! – позвал Тимофей. – Пошли костёр разведем!

Все спустились во двор. Царёв наносил кучу хвороста и дров. Кнуров обрызгал сухие ветки бензинчиком из бутылки. Бирский аккуратно разложил базовые кристаллы, а Гоцкало запалил костер. Пламя ухнуло, насытилось парами бензина и жадно принялось закусывать сухим деревом. Гель-кристаллы задымились, их стало пучить. Впрочем, и деформированная, квазибиомасса сохраняла заложенную в неё информацию. А потом она стала темнеть и покрываться пузырями, потекла вонючей жижицей.

– Всё, – глухо произнес Михаил и вздохнул.

– Жалко? – спросил Тимофей.

– Жалко? – механически повторил Бирский. – Не знаю… Сожжение-то символическое, от предиктора уже ничего не зависит. А то, что нам было уготовано судьбой, мы, слава Богу, избежали. Мы – мы! – изменили судьбу! И свою, и не только. И нам теперь всем хорошо! Правда?

– Правда! – вразнобой ответили все.

Гоцкало сбегал в дом за бутылкой шампанского и хлопнул пробкой.