Можно представить, как выгодно в эти минуты взять штурмом штаб Ленинградского военного округа на Дворцовой площади. Три десятка человек с автоматическим оружием против дежурных — и куча штабников внутри… С точки зрения диверсанта — идеальный момент, лучше не бывает. Впрочем, нападение на ЛАЭС было отбито, а там был приблизительно тот же формат. Или сейчас момент уже не идеальный, а идеальный был двадцать минут назад, когда одновременно поглядели на часы несколько сотен чужаков на улицах мирного еще города. И под дверями квартир тихо сопящих в подушки старших офицеров. Николай улыбнулся снова — так, что свело челюсти. Он ждал всего этого еще вчера. Нападение воскресным утром — это такой избитый штамп, что хуже не бывает. Июнь 41-го, декабрь 41-го… 8 февраля 1904 года… Почему они не напали вчера?

— А-а!!!

Он уклонился от удара машинально: уйдя в сторону нырком, почти в партер. Шест просвистел мимо головы так близко, что на тренировке за такое тренер дал бы пижону просраться. Здесь явно была не тренировка — набежавший на задумавшегося Николая человек был не знакомым или даже малознакомым партнером, а врагом. Осознание этого не заняло у Ляхина ни малейшего времени, — просто ноль. Тело вынырнуло вперед, оттолкнувшись массивными мышцами задней стороны бедер. Второй удар шеста, или палки, скорее, ушел уже совсем мимо. Мягкий шлепок ладонями по дереву — и следующим движением Николай уже забрал ее себе. Удар вперед: прямой колющий, как на тренировке по штыковому бою. Приставной шаг вправо и чуть назад, — и еще удар: с широкого размаха в шею. Оглушенный первым попаданием в солнечное сплетение человек не сумел увернуться, попросту не успел. Удар свалил его на асфальт, и вышагнувший вперед Николай равнодушно вбил в него палку одним коротким движением. Тоже как штык, как обязательный добивающий укол, после которого можно искать следующую цель. Но это был не штык, просто палка.

Лежащий тонко скулил. Это был молодой азиат. Лет двадцать, не больше. Рост средний, лицо искажено болью: она смыла с него сумасшествие. По типажу — узбек. Николая перекосило: за всю свою жизнь он знал всего одного узбека. Это был мастер одного из его первых стройотрядов, звали его Сабир, как известного поэта. Николай понятия не имел, каким врачом он стал, но запомнил старшекурсника как работягу и оптимиста. Этот не был похож на Сабира ничем, кроме черт лица. И он напал с палкой на первого попавшегося случайного прохожего. Зачем? Глупый вопрос. Затем же, зачем делали это сейчас все остальные. Поляки. Грузины. Азербайджанцы. Потому что стало можно. Любой обиженный получил сейчас шанс сквитаться, удовлетворить гордость и восстановить поруганную мужскую честь. Или почти любой — за вычетом больных, слабых, старых. Интеллигентных. Просто порядочных. Россия и русские действительно много десятилетий обижали многих. Да, абсолютно точно так же, как это делают все остальные, — но ко всем остальным не принято придираться. У десятка народов есть кровавые счета к Японии, Германии, Польше, Украине. К Израилю. США. Палестине. Россия здесь не хуже и не лучше других. Миллионы людей могут вспомнить свои собственные претензии к чужакам или почти чужакам. Как их обсчитала на рынке наглая продавщица-украинка. Как их бил в школьном коридоре парень, у которого почему-то имелся папа-норвежец. Он всегда был на голову выше всех остальных одноклассников и минимум вдвое сильнее. Но в России действительно слишком много людей, которые выросли без малейшего представления о том, кто такой Абу Али Ибн Сина. Или Момышулы Баурджан. Или Гасан Абдуллаев. Или Низами Ганджави. Для них они и их соплеменники просто чужаки: объект насмешек, объект презрения, а для кого-то и потенциальная жертва. Великий врач. Великий воин. Великий физик. Великий поэт. Кого это волнует, если у него другие черты лица? Вот и пришло время отдавать долги. Не каждый Абдулла и Сабир, кого в жизни обидел русский парень или над кем посмеялась русская девушка, возьмет в руки палку, когда станет можно. Но тех, кто на это готов, много. Заметно больше, чем многие русские могут себе представить, проходя к машине мимо согнувшегося над мусорным контейнером азиата с бледным лицом вечно голодного и вечно простуженного человека. Чужака.