Мне понадобилось немного времени, чтобы понять, что «лапки» — это нечто иное, как человеческие пальцы. Да-да, низ у твари состоял из двух человеческих кистей, стоящих на кончиках фаланг! При этом шесть из них служили твари опорой, два она недвусмысленно подняла и использовала вместо рук, орудуя с такой скоростью, что за ними было невозможно уследить. А последние два пальца — вероятно, большие — были развернуты фалангами вверх и наподобие штыря удерживали на весу жутковатую голову.

У меня по спине пробежал холодок, когда кукла, словно маленький скорпион, развернулась на крышке гроба и разинула пасть, откуда вырвалось злобное шипение. А затем я перевел взгляд на атакованных ею умрунов и озадаченно замер, обнаружив, что те до сих пор стоят, шатаясь, словно от сильного ветра, и держатся за распоротые глотки, будто забыли, что для псевдожизни воздух им больше не нужен!

Хотя, может, кукла повредила им позвоночник, поэтому они и не могли сдвинуться с места?

В этот момент от ступора очнулся Войдо. Заворчал, заклокотал, едва не забулькал, выражая негодование. И решительно двинулся к кукле, сумевшей повредить сразу два драгоценных тела. Та снова ощерилась и, ловко щелкнув верхними «пальцами», проворно исчезла среди гробов. После этого Войдо, искривив бледное лицо, задумался, но не погнался за прыткой тварью. А развернулся и целеустремленно двинулся в мою сторону, прямо на ходу поднимая руки со скрюченными пальцами и метя ими в мое лицо.

Убедившись, что двое его товарищей по-прежнему недееспособны, я временно выключил их из сферы внимания и полностью сосредоточился на старшем умруне. Двигался тот не в пример лучше и быстрее, а еще, насколько я понял, умел создавать темные тропы.

Правда, сегодня он почему-то не захотел воспользоваться этим умением, хотя это было бы логично. А не добравшись до меня всего пары шагов, вдруг с удивительным проворством прыгнул, одновременно выстрелив целым десятком прятавшихся до поры до времени в подушечках пальцев острейших когтей. Почерневшие губы умруна при этом приоткрылись, обнажая острые клыки. В глазах вспыхнуло мрачное пламя. А из горла вновь вырвался глухой рык — по-видимому, человеческая речь была ему недоступна. И этим он сильно уступал своему старшему родичу — моргулу.

Увернувшись от когтей, я отмахнулся секирой и удовлетворенно хмыкнул, когда под ноги умруну упала отрубленная по локоть лапа.

Правда, кровь из раны практически не сочилась, да и нежить она совершенно не смутила. Собственно, умрун даже не замедлился, потеряв конечность, а когти второй руки замелькали перед моим лицом с такой сумасшедшей скоростью, что я только диву дался. Более того, все-таки словил приличную оплеуху и был вынужден отступить, в последний момент пнув настырную тварь в пах и отбросив ее на пару шагов.