Главное — что отцы и матери спокойны за своих чад, и что добропорядочные граждане могут не бояться ходить субботним вечером по Арсеналь-плац: отлично экипированные молодцы в форме государственного лилового цвета всегда готовы погасить малейшую вспышку насилия; ведь известно, как склонен к агрессии этот дикий юный возраст, эти дерзкие молодые существа, чьи поступки регулируются половыми гормонами и адреналином. Вандализм, кражи, оскорбления, матерные крики, галдеж в общественном транспорте, нападения, наркотики — от подростков можно ждать чего угодно… да лучше и не ждать, а в корне, в зародыше пресечь самую; мысль о правонарушении, о неповиновении взрослым и полиции. Своевременный окрик, свисток, удар дубинкой — это предпочтительней, чем запоздалое судебное разбирательство, которое уже никого не воскресит, не вернет здоровья пострадавшему, а жертве насилия — чувство собственного достоинства. В конце концов! до каких пор возраст будет служить оправданием преступнику?! или подростки — животные, и не должны отвечать за содеянное? разве не добрый пример подают нам Штаты, опуская возрастную планку смертной казни? разве не разумно ввести детский комендантский час? разве общее собрание родителей не вправе рекомендовать телесные наказания в отдельно взятой школе? Ведь самим детям будет лучше, если они сызмала приучатся соблюдать, не нарушать и слушаться! Не в этом ли залог будущего спокойствия в стране? Не говоря о том, что все юноши должны пройти суровую мужскую школу дисциплины в армии его величества, а кому убеждения не позволяют брать в руки доверенное Родиной оружие, те пусть на альтернативной службе выносят утки из-под паралитиков.
— К черту, в армию я не пойду, — делился с приятелем планами на будущее Этьен Шильдер, подходя к «Арсеналу». — Возьму отсрочку, кончу коллеж — и ну их к матери с их армией. Я буду электронщик с дипломом, пусть меня на обязаловку берут по специальности. Пожалуйста! хоть связь в штабе, хоть оборудование на кораблях ставить, хоть что — заочно учиться мне никто не помешает. А через четыре года я — инженер, и все. В гробу я армию видал. Буду я им честь отдавать, как же! Задолбали… сержант, есть огонек? — тыркнулся он к мордастому фараону, сложившему лапы в перчатках на рукояти метровой дубины. Голова в шлеме повернулась градусов на тридцать:
— Желаю вам хорошо провести время, парни, — будто он вопроса не слышал. Презирает!
Парни — в кожанках и заклепанных брюках — заржали, минуя полицейского, влитого в брусчатку, как статуя, и оказались под сводом ворот «Арсенала».