«Вот тебе бумага, вот авторучка — пиши, Аник».
«Здрасьте, я что, писатель, что ли?»
«Безделье — это болезнь, — поучает Герц, — а писание развивает ум и руку.
«Во завелся!..» — томится Аник, машинально трогая ладонью голову — как там волосы? растут. Вроде травки весной на лужайке — остренькие и коротенькие.
«…и то, что ты записал, перестает тяготить память. Пиши все, что помнишь, — о жизни, о детстве, о поступках…»
«А надо — о поступках-то? У меня этих поступков — чертова кошелка с гаком…»
«Надо. Ты должен понять их и избавиться от них, выбросить из себя в рукопись. Часто человек не понимает самого себя, поскольку не находит верных слов, которыми можно назвать то, что он делает».
Первые листов двадцать заполняются довольно-таки бессвязными отрывками, полными старояпонского очарования «Записок у изголовья» Сэй-Сенагон: «У нас был кот Цезарь, он был вор»; «В нашем доме было шесть этажей, и на всех этажах жили шлюхи». Аник морщил лоб, вымучивая по несколько твердых строчек, которые объединяла куцая, по-детски простенькая тема.
«Да лучше я словами расскажу! вы слушать будете?»
«Проговаривай вслух и записывай».
«Три листа напишешь, — дает Клейн задание, — и тогда еду получишь».
«Выкинь на помойку! К свиньям эту писанину, если не заплатите. В газете, говорят, репортеру по семь тыщ талеров за лист дают».
«Проснись, когда это было? За три листа — пятерку».
«Да чего я куплю на пятак?!»
«Сидишь дома — и сиди, пока тебе документы не сделали. Молодость вспоминай. Пять пятьдесят — последняя цена. Пиши мельче, а то размахался — на странице по двенадцать строчек. Ты что такими буквищами накалякал? зрение, что ли, село? Не придуряйся, знаю — ты в муху со ста шагов попадал».
«Кр-ровососы, — шепчет Аник, изливая злость в прочувствованных описаниях следователей, что изводили его в замке Граудин. — Один в носу ковырялся и потом сопли свои жрал; другой… ну, я про вас напишу, отведу душу!..»
Клейн читает и хохочет. Аник в обидах:
«Че ты ржешь, тупила, битюг кольденский? Все правда!.. Так и было! Слово даю. Ни полбуквы не соврал. А-а-а, знаю — в редакцию потащите, книгу делать — „Воспоминания убийцы“. Чур, мне пятьдесят процентов. Сами вы такое никогда бы не выдумали».
Клейн читает и мрачнеет.