«К ногтю? как это?..»

«Как вшей, — решительным движением показывает Клейн. — Сколько их?»

В глазах Герца оживает уверенность.

«Главных — восемь человек».

«Их человеками-то стыдно называть, — с укором замечает Клейн. — Прикончить их, и делу крышка».

Сознание Герца противится, но горечь безысходности, достигшая предела, от слов Клейна перерастает в острую жажду действия — но не бежать он хочет, а…

«Наверное, я постарел, — со злостью думает Герц, — я разучился воевать, устал… Нельзя жить, полагаясь на вежливость и полюбовное согласие. Уступка за уступкой — так вот, пятясь, и приходят на край пропасти!.. О, дипломатия — великое искусство! особенно, когда на твоей стороне — сила.

Если не оскалить зубы — запинают».

«И как?..» — спрашивает он.

«Лучше из винтовки, дальше бьет».

«Ты хорошо стреляешь?»

«Нет».

«И я не снайпер».

У Клейна обстоятельное, трезвое, крестьянское мышление. Он думает, сдвинув брови.

«Можно часовую мину смастерить. Я справлюсь. И в то место, где их сборище…»

«Слишком хитро. Клуб охраняется, сильный заряд поставить сложно. И я бы не хотел, чтоб пострадали невиновные».

«Так уж и невиновные… Кто им служит — все такие. Не бывает, чтоб хозяин — мразь мразью, а помощники — хорошие».

Клейн умолкает. Как бы Герца ненароком не обидеть. Но его нечаянный упрек не оскорбляет, а, напротив, усиливает убежденность Герца — «С этим пора кончать».

Мысли поворачиваются в уме Клейна, как отмычка в замке. Долгожданный зацеп и щелчок — где-то поблизости, но где?

«А яду крысиного…»