— Я боялась, что ты не придешь, — прошептала Марсель. — Спасибо, бабушка, хоть ты не отказалась от меня…

— Ну, Соль, перестань. Я с тобой. Почему ты так расстроена? ходила к матери?

— Нет… Бабушка, я была в церкви. — Речь Марсель стихла до горького шепота. — Меня оттуда… вынесло, я не смогла… не досидела до причастия. Словно я испорчена. Что, правда;?

— Соль, ты ни в чем не виновата, — убеждала Стина, — не казни себя.

— Я плохая, — тоскливо и обреченно выговорила Марсель. — Бог меня не принимает. Или отталкивает. Хочу — и не могу. Дело во мне, но я не понимаю, в чем причина.

— Не говори так о себе, нельзя. Я не ошибаюсь в людях, поверь мне — ты не совершила ничего, что нельзя простить. Ты не такой человек.

— Может, мне не следовало… просыпаться? — Марсель вспомнила голос, язвительный и обличающий: «А вставать из освященной земли — это по правилам?! а воскресать без спроса?!..» — Но что я могла поделать?! и как я могла помешать?

— Вот видишь, ты сама ответила. Знаешь, какой совет я могу дать?

Марсель подняла лицо, с ожиданием глядя на Стину. Она старая, опытная, знает профессора и его людей. Кто посоветует, как не она?

— Не убивайся и не плачь, тут слезы не помогут. Тебя учили испытанию совести перед исповедью?

— Да, но идти к священнику, обратно в храм…

— …когда тебе станет ясно, в чем помеха. Это как в медицине — чтобы исправить, надо знать. Не жди откровений, а ищи их, как потерянную вещь. Тогда ты сможешь смело назвать свою беду и уйти от нее.

Настойчивый тон Стины и пожатие ее сухой сильной руки укрепили Марсель; утерев глаза, она неуверенно, но с надеждой улыбнулась бабушке.

— Значит, ты думаешь, все поправимо?

— Соль, непоправимое с тобой УЖЕ произошло, и возвращаться к этому не стоит. Если тебе выпал шанс — значит, это позволено. Можно долго спорить, верно или неверно с тобой поступили, но коль скоро ты вернулась, надо вести себя, как подобает, и принимать решения обдуманно, чтоб тебя не в чем было упрекнуть.

— Бабушка, я стала видеть кое-какие вещи… — с тяжестью в голосе, но без плаксивых ноток сказала Марсель, — которых не видят другие. И странные сны — как настоящие.

Чем увереннее держалась и говорила Марсель, тем больше в Стине бодрость и решимость уступали место усталости. «Энергетический баланс, — сказал бы Герц, — определяющий жизненные силы на ощупь, даже на взгляд. Терпение, Стефания, терпение… девочка сейчас слаба, расстроена, растеряна; ей нужно продержаться до конца и не свалиться раньше времени. Она впитывает даже более жадно и быстро, чем любая из беременных, рожениц и родильниц. Не привыкать. Люди тянутся к сильным и щедрым, как ростки к солнцу. И выпивают некоторых до дна».