— Отнюдь нет. — Герц был невозмутим. — Люди и к более сильным методам прибегают в подобных случаях. Вы поступили еще очень деликатно.
Людвик вгляделся в черты лица Вааля, выискивая скрытую иронию, но иронии не было и следа. Или Герц превосходно владел собой.
— Не хотите кофе или чаю? — предложил Герц. — Может быть, вы проголодались?
— Нет, — Людвик быстро опустил взгляд, — я не совсем в форме, меня тошнит. Врач советовал поголодать денек, но от некрепкого чая с сахаром я бы не отказался.
Людвик взял в руки горячую чашку, вдохнул терпкий струящийся пар и ослабел.
— Вы правильно поступили, что выгнали ее вон, — исподволь заметил Герц, помешивая ложечкой сахар. — Снотворные, конечно, сильные, но вам не только поэтому плохо.
— На что вы намекаете?
— Приход мертвого не может действовать благоприятно. У южных славян существовало поверье о мертвецах, пьющих кровь у близких, пока те сами не становились такими же. И целые селения превращались в упырей.
— Вы говорите о вампирах? Это несерьезно и, по меньшей мере, ненаучно. Литературные фантазии.
— Графа Дракулу не Брэм Стокер выдумал. Он обработал легенды, бытовавшие в народе. Простые люди встречали таких выходцев из иного мира в колья.
— Вы утверждали, что вернули Марсель, сочувствуя моим переживаниям, а теперь делаете все, чтобы не допустить нашего сближения и примирения. Но я отец Марсель, и я не оставлю ее.
— Надеюсь, вы понимаете, коллега, что возврата к прежней жизни не будет: ей придется сменить имя, она не сможет жить с вами вместе — ее же могут опознать соседи; пойдут пересуды, кривотолки…
— Я не боюсь сплетен. О бумагах придется позаботиться вам, профессор, — у меня нет необходимых знакомств, а вот на встречах я буду настаивать.
— Поймите, сейчас она для вас опасна. Может быть, потом…
— Что значит «может быть»? а может и не быть?
— Я не хочу открывать все мои достижения. Достаточно сказать, что эксперимент не завершен. Воплощение — не единовременный акт, у них другое тело, они живут периодами… Это только начало, и порой очень трудно предугадать результат…
— Профессор, — голос Людвика окреп и прозвучал довольно резко, — вы хотите украсть мою дочь, создать себе семью; вы не учитывали ни моих чувств, ни интересов. На старости лет…
— У меня есть семья, — надменно ответил Герц, — но в силу целого ряда причин я вынужден жить отдельно от нее. Мой работе помогал мой талант, дар, полученный от предков, и я прожил бы жизнь зря, если бы не передал его. Я не мог допустить прекращения рода. Дети — наше семя, которым мы засеваем ниву жизни. Поэтому вы так боретесь за свою дочь. Не я, а вы стали одиноки. Должен вас огорчить — внуков вы не увидите. Воскресшие бесплодны.