Марсель умерла. Это было ужасно. Ее похоронили. Это было больно, но понятно. А теперь она воскресла и в печали, неприкаянная, бродит по Дьенну. Это и непонятно, и неестественно. А за ней — человек в маске, с пистолетом в руке…
Людвик с особой силой вдруг ощутил свою уязвимость и беззащитность. Устои, на которые опиралась уверенность, стали шаткими. Надо вновь обрести силу, обрести себя.
Людвик собрал бумаги, вошел в комнату Марсель, посидел там, взял с полки из ряда пушистых зверей одного, самого любимого, осиротевшего без хозяйки, сложил все в пакет и вызвал такси.
Чем ждать неизвестно чего, надо немедленно переговорить с Герцем Ваалем и потребовать объяснений.
Герц, как только разглядел на экране видеосистемы, что за гость явился, тотчас отправился навстречу. Пусть лучше сюда, чем в полицию.
Вид у посетителя был не скандальный, настрой не агрессивный, скорее наоборот — весьма кислый, обмякший, лицо какое-то одутловатое, кожа потеряла цвет и упругость. И нелепый пакет. Зачем пакет? что в нем?..
Раскланявшись на пороге, Герц проводил Людвика в гостиную, оставив в прихожей записку, чтобы — боже упаси! — Клейн не вошел в самый разгар беседы. Некоторое время Людвик отдыхал в мягком кресле; Герц терпеливо выжидал.
— Надеюсь, вы догадываетесь о цели моего визита? — тихим, но твердым голосом начал Людвик.
— Да, — играть в молчанку теперь не имело смысла, и Герц решил идти в открытую.
— Меня допрашивал следователь. Но прежде чем я выскажу свои соображения официальным лицам, я решил побеседовать с вами.
— Вы поступили очень благоразумно, — Герц был на редкость корректен, потому что знал за собой вину. Сонные веки Людвика на мгновение открыли блеснувшие белки глаз. Он нагнулся, и вынув из пакета бумаги, протянул их.
— Это счета за лечение. Я не по своей воле попал в больницу; вам это известно.
Герц принял бумаги, быстро пробежал их глазами и положил счета на стол:
— Я оплачу их.
— Это еще не все. Возможно, мне предстоит лечение и в дальнейшем.
— Я возмещу вам все расходы, если вы откажетесь от дальнейшего разбирательства.
Оба вели себя так, будто не смогли разъехаться на перекрестке, и их авто врезались, помяв друг другу бамперы. Главная причина оставалась скрытой в тени недомолвок. Людвик, видя, что Герц соглашается с ним, но раскрываться не спешит и, принимая на себя выплаты по счетам, словно делает ему, Людвику, подарок или одолжение, пошел ва-банк.
— Я человек не бедный, но это дело принципа. Однако пришел я не за этим. Я хочу, чтобы вы, профессор, объяснили мне, что вы сделали с могилой и с телом моей дочери. Девушка, встретившаяся со мной, утверждала, что она — моя дочь, Марсель, а Стефания Ларсен — да, моя тетка — убеждена, что вы способны совершить такое. Я не стал ни разубеждать ее, ни рассказывать, на что еще вы способны, а сейчас хотел бы выслушать вас.