Однажды Антонов признался самому себе:
-- Я один во вселенной. -- И потом, отчаянно выискивая для себя хоть какое-то утешение, громко добавил: -- А одним во вселенной имеет право быть только Бог!
Присвоив своей личности столь звучный титул, он продолжал творить миры из пустоты и тьмы. Из внутренней пустоты своего рассудка и внешней тьмы реликтового вселенского холода. Миры, впрочем, получались такие же холодные, бесчувственные, лишь ярко разукрашенные еще не забытыми цветами. И кто его знает... Может, настоящий Бог, создавший нашу метагалактику с мириадами жизнерадостных звезд, тоже когда-то перебирал руками незримые канаты и изнывал от голода и отчаяния?
* * *
Вайклер двигался в ущелье между двумя горными хребтами, не позволяющими ему свернуть ни направо, ни налево. Основным препятствием на его пути были многочисленные реки, создающие повсеместную сеть бурных водных потоков. Половину из них можно было, впрочем, преодолеть вброд. Другую половину пришлось переплывать. Причем, с одной рукой, так как другой он держал над головой скрученную в узел одежду. Но подвиг состоял даже не в этом. Главная проблема заключалась в том, чтобы выйдя из прохладной воды, быстро растереть свое тело, согреть его какими-нибудь физическими упражнениями и умудриться еще не подхватить простуду. Вайклер понял одну свою ошибку, по поводу которой в его душу пришло запоздалое сожаление. Нужно было тщательным образом пройтись по канатной сети и попытаться отыскать джонову зажигалку. Теперь, имея глаза, а не просто бесчувственные моргающие органы, это не составило бы большого труда. Но поздно...
Вайклер остановился и оглянулся назад -- туда, где ущелье изгибается и заворачивает в бесконечно далекую необозримую область. Два тянущихся горных хребта, словно два хвоста неких исполинских животных, лежали рядом на земле и скалились в черное небо своими зазубренными вершинами. Да, здесь горы были намного выше и круче тех застенчивых сопок, между которыми они жили все это время. Эдрих призадумался... Сколько он уже прошел? Наверняка больше, чем сотню миль. Расстояния в пространстве, равно как и во времени, путались в голове и были совершенно неотчетливы. Может, сотню. Может, в два раза меньше. Или в три раза больше. Усталость подавляла чувство меры всего происходящего вокруг. Одно Вайклер знал определенно: вернуться назад, отыскать палатку и своих бывших друзей для него сейчас абсолютно нереально. Он и дороги-то не помнит.