— Из Каллесте, рыбаки…

— А меня вы не узнаете, дядюшка Тынис?

— Тебя? Погоди-ка… Никак, Верка, Степаниды Эрховны племянница.

— Да, ее… До берега довезете?

— Так полезай, нам ждать некогда, — рыбак кивнул двум сидевшим на веслах парням. — А ну-ка, подвиньтесь. И пластинки, пластинки давайте… Целая связка… тяжелые — ух! Господин Лаатс сейчас заплатит или на счет записать?

— На счет. Сейчас нет его. Приедет — заплатит лавочнику… да и вам — за труды.

— Ну, в этом-то мы не сомневаемся, не впервой!

Миша даже не посмотрел — что там за записи? — некогда было. Пока прощались с Верой, потом — на мызу… Посмотреть на творящийся там разгром!

Впрочем, долго любоваться не пришлось, Ратников вполне к месту вспомнил вдруг об еще одном неотложном деле. Кивнул парням — Ромику и Игорю:

— Дожидайтесь у пирса!

Сам же прихватил полевую сумку с браслетами (сумку подобрал в клинике) и, вместе с Машей, быстро зашагал к флигелю.

— Милый, а зачем мы туда идем? — на ходу спросила супружница.

Михаил хитро осклабился:

— А вот как придем — увидишь!

В ряду многочисленных увлечений доктора Отто Лаатса значилась и фотография, Ратников помнил… И знал, как нужно употребить пленку. Обязательно нужно, иначе…

Короче — помочь самому себе!

Поднявшись по деревянным ступенькам крыльца, Михаил толкнул дверь:

— Прошу, любимая!

Несмотря на выбитое окно, сквозь которое уже начинало тянуть гарью — парни Олексы не теряли времени даром, — в комнате доктора оказалось не слишком-то светло из-за закрытых ставень. Да и вообще, хирург-убийца не любил яркого света, губительно сказывавшегося и на сохранности картин, пусть даже — единственной — «Скрипача» Матисса, и на граммофонных пластинках. Да и для занятий фотографией солнечный свет — помеха изрядная.

— Ой, как тут темно! — изумилась Маша. — Хотя… не так уж… Ага! Я, кажется, знаю, зачем ты меня позвал, любый!