Вообще-то, Ратников, выручая фон Оффенбаха, ни о чем подобном не думал… но сейчас вовсе не собирался отказываться от подарков. И от денег, и — тем более — от меча. Золото, пусть даже не очень высокой пробы, вполне можно было реализовать и там… дома… а часть дать тому же Эгберту — на обзаведенье, так сказать — подъемные, точнее — прощальные.

Простившись с тевтонцами, Михаил направился к выходу, на самом пороге столкнувшись с каким-то суетно мельтешащим мужичком в серой поддеве. Завидев Ратникова, мужичок низенько поклонился и мышью прошмыгнул во двор.

Знакомая морда… Где ж его… Ха! Еще бы не знакомая! Опанас Сметанников — жив, выходит, морда! Ну, а что преступному элементу сделается — при любой власти благоденствуют.

— Ну как там? — накинулись во дворе парни.

— Держи, — Михаил небрежно кинул приятно звякнувший мешочек Максу. — Смотри на потеряй — пригодится.

— Дядя Миша, а что там? Деньги, да?

— Догадливый парень!

— Ой… и меч у вас… А посмотреть можно?

— Подожди. На усадьбу придем — посмотришь.

Следующее утро выдалось солнечным, росистым. В кустах жимолости, у самой усадьбы, весело пели жаворонки, над цветами, несмотря на ранний час, порхали бабочки, жужжали шмели и пчелы. Чистое голубое небо не содержало даже намека на облачность, славный начинался денек, славный и, вместе с тем, грустный — ведь это был день прощания.

Впрочем, грустили не очень-то долго, и не сказать, чтоб всерьез: Лерка — дама Элеонора — была ослеплена любовью, Михаил с Максиком предвкушали скорое возвращение домой, а Эгберту вообще было сказано, что его друзья явятся в Нормандию уже этой зимой.

— О, к тому времени я открою постоялый двор, — получив полтора десятка золотых монет, бывший подмастерье и не скрывал своей радости. — Приезжайте — пиво будет вкусным!

Они отправились вместе с караваном рижских купцов — до Риги, а там на датском или орденском корабле — во Фландрию, где можно было отыскать попутное судно в Нормандию.

— Так и не вышло вас проводить, — немного всплакнув, Лерка по очереди поцеловала Ратникова и Макса. — Ничего, вы ведь и так доберетесь, правда?

— Да уж, конечно, тут и говорить нечего, — Максик взглянул на девушку и вздохнул.

— Дядя Миша, — дама Элеонора вытерла мокрые глаза рукавом. — Там это… если вдруг мать трезвая будет… Что-нибудь скажите ей… да?

— Скажу, — соврал Ратников. — Ох… Лера, Лера!

— Да перестаньте вы охать, — замахала руками девчонка. — Разве не видите, как я счастлива?

Миша только рукой махнул: