Какое-то подобие порядка поддерживалось миссией UNRFR в портовых городах, столицах и тех местах, где население за гроши занималось добычей полезных ископаемых. Впрочем, под порядком они понимали просто следующее: чтобы никто не трогал иностранцев. Что делают друг с другом «аборигены» – их интересовало мало, и эти города быстро превратились в чудовищные нарывы, фонтанирующие гноем всех человеческих мерзостей, которые только можно представить, усиленных безна-казанностью и в то же время неизбывным страхом-пониманием того, что это скоро кончится так или иначе. Большинство внутренних городов с населением более ста тысяч человек просто вымерло или стихийно расселилось. Те, кто в них остался, судорожно пытались выживать, торгуя всем на свете – от матрешек до детей – прямо вдоль магистралей, по которым почти никто не ездил, и устраивая побоища вокруг ооновских грузовиков с гуманитарной помощью, изредка забиравшихся в эти места. Для туристов «конфедерация» никакого интереса не представляла, а экономисты и извращенцы ограничивались посещением все тех же портов и столиц – того, что было нужно им, хватало и там, забираться же в глубь стремительно дичающей непонятной страны желания не было ни у кого… да и эта волна туризма как-то подсхлынула почти на ноль. Кое в каких городах обосновались банды, но их оказалось меньше, чем можно было бы ожидать. Иногда на них охотились бойцы миссии ООН, сами стремительно превращающиеся в бандитов из-за все большей откровенной фиктивности этой организации… Приказы UNRFR в той или иной степени игнорировались практически всеми гарнизонами.

Жители оживших и «облюдившихся» сел, деревень и небольших городков попросту погрузились в натурохозяйство, нередко дико соседствовавшее с автономными электростанциями, Интернетом, автомобилями на самоделках-газогенераторах и даже мотопланерами, а нередко – с сохой и неурожаями. Кое-где бегали и пригородные поезда. В большинстве таких мест никакой власти не было, да она никому и не была нужна, все шло как-то само собой. Тут не появлялись даже ооновцы – лишь иногда местные схватывались друг с другом – вяло, словно в шутку, и – уже ожесточенно – с бандами, высовывавшимися из руин больших городов…

Не произошло и ожидаемого захвата России мусульманами. В самой России те мусульманские диаспоры, которые решили было погреть руки на безвластье, были мгновенно и жестоко, с нечеловеческим, муравьино-деловитым зверством, перебиты населением – выяснилось, что все их «превосходство над русскими свиньями» держалось лишь на антирусском государстве; большинство же мусульман оказалось в точно таких же условиях, что и русские, и вели такую же убогую жизнь, только «с национальным колоритом». На Кавказе после неожиданного ухода ооновцев полыхала война всех со всеми, русские в качестве врагов оказались почти забыты. Западнее шли ожесточенные бои татар и турок с украинцами и русскими в Крыму, еще западнее и севернее горели остатки Украины (и держались в окружении Приднестровье и Харьковская Коммуна), которые ожесточенно делили румыны, венгры, все те же пытающиеся из последних сил быть вездесущими поляки, неся сами чудовищные потери, схватываясь друг с другом с применением тактических ракет и армейской авиации, в каком-то восторженном исступленном безумии не понимая, что не переварят захваченного. Попытки Совета НАТО воззвать к своим членам успеха не имели – вид столь долго чаемых земель отключил разум целым народам. Кроме того, в Европе тоже начинались проблемы, и серьезные…