– Степь да степь круго-ом, путь далёк лежи-ит!.. – фальшиво затянул Дима.

Я растерянно моргнул. На всякий случай оглянулся по сторонам. Нет, ничего не изменилось. Кое-как волоча ноги, мы брели по каменной глади. Справа и слева расстилался однообразный пейзаж – бездонные ущелья и высокие вершины. Местное солнце безжалостно палило с прозрачного, будто выгоревшего неба.

Но Капустин упрямо продолжил:

– В той степи-и глухо-ой за-амерзал ямщик!

А я вдруг поддержал его хриплым, надтреснутым басом:

– И набравшись си-ил, чуя смертный ча-ас, он товарищу-у отдавал нака-аз!

Бинк с Нух-Бодом испуганно оглянулись.

Конечно, разве могли они понять. Разве могли увидеть, как с каждым куплетом волшебной реальностью, поверх ненавистных гор, проступала заснеженная степь…

– …Я вернусь домо-ой на исходе дня-а, напою-у жену-у, обниму-у коня-а!!!

Или там как-то иначе было?

Рядом донеслось тревожное бормотание Нух-Бода:

– Они спятили?

– Нет, они молятся своим богам, – нагло соврал Бинк, малость знавший по-русски.

Дорога, повисая над пропастью, шла к следующему хребту. Мы достигли его без приключений. И Дима опять негромко завёл:

– Сла-авное море – священный Байка-ал!

На большее его не хватило. В горле слишком пересохло. Я снял флягу, мы сели у обочины, и все сделали по крохотному глотку. Только кентавр, сволочь, так присосался, что я вынужден был отнимать флягу силой.

Поболтал её. Воды почти не осталось.

– Ну, ты и урод!

Хахир пожал плечами: