Бог его ведает, как здесь штурмуют крепости. И лучше, если б такое волнующее мероприятие обошлось без нашего участия.

Уф-ф…

Да сколько же ещё ждать?

Будут нас допрашивать в этой богадельне?! Или так и досидимся до самого взятия Храма?!

Я встал, разминая ноги.

Дима нервно зевнул:

– Они что, о нас забыли?

Бинк вполголоса выругался:

– Наверное, дедушка с внучкой слишком заняты, чтоб отвлекаться по мелочам…

– Угу, – буркнул Дима, – опять рыхлит грядки и поливает цветочки, старый придурок!

Я медленно двинулся вдоль периметра зала.

Просто ждать – было слишком муторно.

Бинк тоже встал. Обвёл помещение сердитым взглядом и разразился длинной речью. В крепких, но точных выражениях он обрисовал угрозу, нависшую над Храмом. Заодно высказал всё, что думает о местной системе обороны и организации патрульной службы.

Несмотря на сугубо специальный характер выступления, эмоциональный накал был не меньше, чем у какой-нибудь оперы Бетховена. Этому способствовали многоэтажные выражения, которыми хоббит щедро дополнял военные термины:

– Это не крепость, а сборище…! Трумлю в… таких вояк! С такой… организацией… вашу мать, вы и суток не продержитесь, куцелопы…!

В общем, если в зале были микрофоны, местные священнослужители должны были узнать о себе много нового.

Речь завершилась мощными словесными аккордами. Дима не выдержал и захлопал в ладоши.

Покрасневший злой Бинк перевёл дух. И опять воцарилась тишина – без всяких видимых последствий.

Услышал его вообще кто-нибудь?