– Почему же вы пригласили меня? – спросил Тайгер.
– Вас? – Дэйв на миг поднял на Тайгера прозрачные глаза, которые выглядели гораздо моложе своего владельца. – Вы уже не один месяц в бегах, и, несмотря на то что ищут вас очень тщательно, вы не попались. Значит, вы человек нелегкомысленный. На вас можно положиться. Тем более, у нас с вами очень схожие ситуации.
– Гораздо более схожие, чем вы предполагаете, – заметил Тайгер. – Кстати, вы так и не объяснили мне, что побудило вас скупить все питейные и игорные заведения Чикаго.
– Это не так просто объяснить, – произнес Дэйв глуховатым голосом, придерживая двумя руками чашку с кофе. – Отчасти я хотел сделать людей равными, невзирая на разную толщину их кошельков, пусть хотя бы в некоторых аспектах жизни. Чтобы богатым осталось меньше мест, где они могли демонстрировать свое богатство. Ах, какая это порочная и заразная страсть – демонстрировать, как ты богат. Уж я-то знаю. Человеку необходимо жилище, в котором не холодно и не течет крыша. Машина, которая не ломается, и деньги, чтобы пригласить друзей, провести отпуск, сводить женщину в ресторан. Остальные деньги для чего? Чтобы с каменной рожей подъехать на шикарном лимузине к немыслимо дорогому отелю, снять на два дня номер из четырех комнат, в две из которых вообще не зайдешь. С невозмутимым лицом выпить стакан чая за сто долларов и так далее. Как много придумано к услугам того, кто хочет показать, как он богат! Вдобавок это так тонко сделано, что порой ты и не подозреваешь, что демонстрируешь. Тебе кажется, что это просто образ жизни богатого человека. А на самом деле это демонстрация достатка.
Произнеся столь длинную тираду, Безумный Михель замолчал.
– Значит, вы хотели сделать людей равными, а они объявили вас безумным, – произнес Тайгер.
– Если человек делает что-то иррациональное, невыгодное, не вмещающееся в рамки общепринятой логики, то в обществе его принято считать безумным. На самом деле безумно общество, а не я, – Безумный Михель говорил ровным бесстрастным голосом. Казалось, все уже давно перегорело в этом человеке.
– Я долго думал о том, что происходит с этим миром. Я не понимал, кто же из нас болен, я или он. Если я спятил, думал я, то тогда как мне с блеском удается вести свои дела, быть преуспевающим человеком? Я даже решился на посещение психоаналитика. Скорей всего, он ничего не понял из того, что я ему рассказал. «У вас несколько странный взгляд на жизнь», – сказал он мне на прощание, стыдливо пряча выписанный мной чек. Вооружившись его заверениями, я сделал вывод, что здоров. Из этого следовало, что болен мир, и его надо лечить от маразмов, в которые он все чаще впадает. Может быть, я взялся не с того конца, не знаю. Я не мудрец-философ. Мне неведомы те рычаги, которые могли бы встряхнуть мироздание. Но я не мог сидеть сложа руки и смотреть, как этот мир, похожий на откормленного поросенка, пичкают и пичкают разной дрянью. Он жрет, чавкая и хрюкая, и все ближе к загону, где уже точат ножи. Моя беда в том, что видел это только я один.