Леван заорал сверху:

– К фургонам! Снулый, тащи «гатлинг»! Я сейчас! – Потом обернулся к Дуле: – За доставщика головой отвечаешь. Останешься здесь за старшего. А этого… запереть его, что ли, в погребе пока? Эй, доставщик, что с тобой сделать?

– Что хочешь, человече, делай, только не в подземелье! – запричитал Чак. – Очень я темноты боюсь, не надо меня в темноту! Меня всякие замки и решетки до смерти пугают, особенно если в темноте!

Дуля расплылся в радостной ухмылке, предвкушая, как карлик станет орать в темном погребе и просить, чтобы его выпустили на свет. Он поволок Чака к люку, потом по лестнице вниз. По дороге расписывал:

– Погреб у нас знатный, темный, стены крепкие. Посидишь, подумаешь, как атаману отвечать.

– Не надо в темноту! – грея душу Дули, умолял Чак. – Страшно же там! Замки небось на дверях, решетки?

– Сейчас, мало́й, сам увидишь. Не, не увидишь – пощупаешь, потому что в такой темени видеть ничего неможно.

Леван не слушал, он уже спешил, обогнав Дулю, вниз. Забежал в комнату, чтобы схватить оружие, бросил сердитый взгляд на Сану, погрозил ей кулаком и метнулся наружу. По пути ему снова попался Дуля, который тянул Чака в подвал:

– Шагай, шагай, шевели поршнями, мелкий!

– Сердца у тебя нет! Желудок есть, утроба, то бишь, сплошная, а сердца нет!

– Есть у меня все, что человеку полагается, и все – нормального размера, не то что у тебя, недомерок.

– И сердце, что ли, есть?

– А как же! И главное, нога у меня подходящего размера, на́ тебе! Чтоб живей шагал!

– Я проверю, есть ли сердце у тебя, большак, – пообещал Чак. – Порежу тебя да внутрь загляну.

Это последнее, что донеслось до слуха Левана. Сейчас его больше интересовало, что там с кочевыми – правда напали или так, спьяну кому-то привиделись? Он сбежал вниз и махнул рукой – заводите! Двор наполовину опустел, фермеры спешили к своим хозяйствам, последние повозки уже теснились перед выездом, ожидая своей очереди. Леван вскочил в прицеп, оглянулся. Дуля показался на пороге, махнул рукой – дескать, все в порядке, запер карлика. По его веселой роже атаман заключил, что Дуля доволен. Потом поднял глаза и увидел в окне Сану – женщина наблюдала за сборами, ее губы шевелились. Почему-то он решил, что она бормочет: «Хоть бы его там убили…» По шевелению губ не определишь наверняка, но настроение испортилось окончательно. Сана перехватила взгляд атамана и отступила в комнату, пропав из виду. А водитель сендера уже орал на возниц, загородивших ворота, требовал, чтобы пропустили. Леван сунул руку в карман, нащупал «беретту», и почему-то возникла мысль: «Вот это я с прииска привез. За этим пистолетом оттуда хвост тянется». Но думать о странном было некогда: выезд освободился, и фургон тряхнуло – мотоциклетка тронулась с места.