Мне совсем не хотелось говорить ей этих слов, но долг обязывал меня.

— Нет! — Она закрыла лицо руками и отчаянно замотала головой. — Это неправда!

— Мне жаль, что так вышло, — произнес я и тяжело вздохнул.

Широкие брови девушки надломились, придав лицу страдальческое выражение. Губы ее дрожали. С них сорвался сдавленный всхлип и перешел в надрывный плач. Она упала мне на грудь, заливаясь слезами и дрожа всем телом. Я осторожно погладил ее спину, сожалея, что пришел сюда и заставил страдать это невинное существо.

— Успокойтесь, Милиика.

— Нет, не нужно! Не успокаивайте меня! Я чувствовала, я знала, что случится что-то нехорошее! — Она резко подняла голову, глядя на меня. Крупные детские слезы неудержимо катились по ее щекам.

— Вы поссорились с ним? — осторожно спросил я.

— Да… Это была пустяковая ссора, — сбивчиво заговорила она. Слезы сдавливали ей горло, делали голос слабым и едва слышным. — Конечно же, во всем была виновата только я! Но тогда мне казалось, что вина в большей степени лежит на нем. Я сказала ему об этом и попросила уйти… И он ушел, ушел, чтобы больше никогда не вернуться!

Она снова захлебнулась рыданиями и закрыла лицо руками, отвернувшись от меня. Я молча сидел рядом с ней, презирая себя за то, что ничем не могу ей помочь. Наконец, она немного успокоилась. Заговорила снова, не переставая всхлипывать:

— А на следующий день после нашей размолвки на душе у меня словно камень лежал. Весь день проходила сама не своя.

— Когда это произошло? — спросил я.

— Два дня назад.

— Вы не пытались встретиться с Яном после этого? Поговорить, объясниться?

Милиика отрицательно замотала головой.

— Почему?

Девушка подняла на меня заплаканные глаза.

— Женская гордость не давала. Хотела, чтобы он первым пришел. Чувствовала неладное и не пошла… Дура!

— Значит, после ссоры вы не виделись и не разговаривали по визиофону?

— Нет.

Милиика вытерла платочком короткий носик.