– Что не выбрала себе в женихи того разбойника, которого братья потом посадили на кол.

– Думаешь, князья тебе бы это разрешили? – усмехнулась Купафка.

– Дело не в том, разрешили бы князья или нет, – сказал Фрол. – Я думаю, что Никус, развяжи ему руки, тут же бросился бы душить первого попавшегося князя. Он ни за что не простил бы им смерть Михыча…

– А ты? – спросила Угла. – Почему ты простил меня?

– Но ведь не ты же резала Михыча на куски, не ты насиловала Ушаца и сажала на кол атамана Никуса, не ты отрубала пленным головы… И, как я понял, ты не выдала братьям мою жену…

– Не выдала, – согласилась Угла, с беспокойством посмотрев на Купафку, и та незаметно для Фрола ей кивнула.

– Кстати, об Ушаце, – сказал Фрол последней представительнице княжеского рода. – Рекомендую вести себя с ним поосторожнее. Он очень злопамятен. Старайся поменьше показываться ему на глаза.

– А что мы будем делать дальше, атаман? – спросила княгиня.

– Ждать, когда загорится третье солнце. В это время Творец должен был бы забрать с Нейтрального острова твою сестру. А теперь…

Вздохнув, Фрол замолчал, не зная, что сказать, а Купафка вдруг негромко, но совершенно отчетливо процитировала:

Стою на скале, смотрю в море,

В голову приходят мысли о стенах,

Наблюдаю полет вольной птицы,

А в голове возникает…

– … виденье камня, – продолжил Фрол, когда Купафка запнулась. – Так ведь это же «Чиж»? Где ты слышала эту песню? Брателло музыку включал, да?

– Мне она понравилась, – сказала Купафка.

– И я тоже «Чижа» люблю. У меня дома все его диски есть. И вообще очень много разных дисков и наших, и буржуйских…

– Атаман, ты о чем говоришь? – спросила Угла.