А тут еще живот, как обычно… Была у него по жизни такая незадача – как зарядится, так на отходняке брюхом и мается. Раза четыре до ветру бегал, давил, глаза от натуги пучил – впустую. Бродило там что-то внутри, урчало приступами, как в весеннюю грозу, норовило наружу вырваться – однако в последний момент отступало, ворча и вновь надувая брюхо. Так полночи впустую и пробегал.
На утреннем построении все ж полегчало. То ли ветерком мозги протянуло, то ли организму надоело страдать – но держался Пупок в строю гоголем, резво на «равняйсь-смирно» головой вертел, впалую грудь колесом старался выпятить, глаза пучил, на перекличке «я» бойко кричал… Но – Вавилыча не проведешь. Подошел, принюхался, шевеля ноздрями с дыбом торчащей из них жесткой порослью, прищурил подозрительно правый глаз…
– Не нравишься ты мне, – доверительно сообщил он Пупку, брезгливо оглядывая его с макушки до ног. – Бледный, как упырь, аж с прозеленью… Опять ночью ужрались?
Пупок внутренне ухмыльнулся. Тоже новость… А когда он, Пупок, Вавилычу нравился?..
– Да не, шеф, ты чё… – глядя в колючие глаза, солидно произнес он и, подумав с полсекунды, размашисто перекрестился с отчетливым католическим уклоном. – Вот те крест! Сухой уж который день!.. На путь исправления, можно сказать, встал! Перековался!
– Нда?.. – недоверчиво пробормотал зампотыл, сверля его взглядом. – Ну смотри… Ежели чего – ты меня знаешь…
Пупок знал. «Грибников» Вавилыч на дух не переносил. Сам – бывший борец, КМС, награды имеет, медали-дипломы, какие-то там места занимал… И с наркотами боролся всеми доступными ему способами. А уж изобретательности у него хватало, мозгой шевелить мог, даром, что спортсмен бывший…
– Ладно, – подвело твердую черту суровое начальство. – Выпущу, хрен с тобой. Автобус готов, только ручник что-то барахлит, раз на раз схватывает… Заводи, жди баб, скоро подойдут. Николавна за старшую, как всегда. Отвезешь – привезешь… И – смотри у меня! – еще раз пригрозил он пальцем.
Пупок вытянулся в струну:
– Сделаем, ваше премноговысокоблагородие!..
Ваилыч вздохнул неодобрительно на этот Пупков выкидон – и отошел.
«Пазик» был стар – Пупков ровесник. Когда-то желтый, теперь он был невесть какого грязного буро-серого цвета с ржавыми блямбами по всему кузову, двумя выбитыми окнами, на месте которых красовались фанерные листы, и дырой вместо левой фары. Всего в хозяйстве у общины было три автобуса – пригнали их из соседнего колхоза лет десять тому назад, – но Пупку доверяли только этот. Да и то сказать – доверия того… Двадцать верст туда, да к концу дня двадцать обратно – вот и весь его ежедневный маршрут. Но – все чин-чинарём… Дорога хоть и лесом-полем идет, проселок, а укатана за столько-то лет, редко где колдобины попадаются. Да и кому ее тут разбивать? Чужих километров на триста окрест никого, а то и больше. Разве что к северу бывший лесник бирюком живет. Но у того из техники – кухонная плита тысяча девятьсот лохматого года выпуска, духовку которой он вместо сейфа использует, да автомат старый.