Сегодня, собираясь узнать, как обстоят дела у ее сестер, она предпочла идти пешком.
Девушки ходили по улицам парами и по три, останавливаясь у витрин магазинов. За стеклом лежали лепешки и пироги, пуговицы и ботинки, блестящие лампы и медные ключи. Девушки босиком залезали в фонтан, подолы платьев липли к коленям.
Она приближалась к центру города. Красочные, словно конфеты, дома с черепичными кровлями усеивали склоны холма. С окон свисали вьюны, двери были окаймлены цветами.
Сквозь арку она прошла в дворцовый парк. В этой арке наверху пауки плели свои эластичные тенета, похожие на медную проволоку. Кончики металлических нитей касались Ханны — просто дворец желал узнать, кто пожаловал в гости. Она шагала по широкой тропе меж благоухающими апельсиновыми деревьями. Дорогу охраняли роботы, их глаза загадочно поблескивали зеленым, пальцы сжимали древние ключи. Конечно, они позволили Ханне пройти.
Наконец она проникла в самую середку дворца, где живет принцесса.
Принцесса носит волосы распущенными, если не считать серебряного обруча. Кожа у нее гладкая и белая, словно молочный шоколад, улыбка нежная. Голые руки сильные, все в металлических браслетах, простое платье ниспадает до полу. Ноги босые.
Принцесса и волшебница оглядывают друг друга, принимая как есть перемены и радуясь тому, что осталось прежним.
— Ты знаешь, почему я здесь, — говорит волшебница.
— Да, знаю.
Гостья описывает ужасы, которые видела в зеркале: нападения инкуба и порожденные им страдания.
Принцесса задает вопросы, делает выводы. И в конце концов говорит:
— Моим воинам не справиться с такой угрозой. Это дело для тебя.
— Да, знаю.
Волшебница действительно знает достаточно, чтобы испытывать страх.
В скрипящем и дребезжащем автобусе пахнет выхлопом, чипсами «Доритос» и фруктово-цветочными девчоночьими духами. Ханна сидит у окна и смотрит, как над горами восходит солнце. На коленях у нее CD-плеер, в ушах наушники; мысленно она за много миль отсюда.
Они едут на практический библейский семинар.
Сестренка Франни со своей лучшей подругой Кристой сидит по ту сторону прохода. Склонив друг к другу головы, они шепчутся и хихикают. Их болтовню заглушает рокот автобуса.
Петер сидит на четыре ряда впереди, разговаривает с двумя парнями.
Он стал священником их прихода четыре года назад. Тогда ему было двадцать пять, и он производил впечатление харизматического идеалиста. Мать Ханны не пожалела хлопот, чтобы он занял этот пост, а когда ее усилия увенчались успехом, пригласила его на ужин. Испекла нежнейший куриный пирог, и они слушали рассказ Петера о Гватемале, где он провел волонтером целый год. С сияющими глазами он описывал, как строил дом для бедной семьи или на пыльной улице играл в мяч с компанией хулиганистых мальчишек.