Стены исчезли. Он очутился в толще земли, где скальный камень и гранитные глыбы служили костями, грунтовые воды — кровью, корни — нервами. Как слепой червь, он медленно устремился сквозь тьму на запад. Затем вдруг по его спине и животу заструилась прохлада — бодрящая, уступчивая, неутомимо ласковая. Боками он ощутил воду, почувствовал ее ток; лишенными век глазами узрел перед собой между величественными опорными корнями ольшаника глубокое бурое озерцо. Он метнулся вперед, в тень, подобный серебристой молнии. Он был свободен. Он был дома.

Вода, не зная времени, спешила из своего чистого источника. Фестин лежал на песчаном дне пруда, предоставляя бегущей влаге, которая была сильнее любого целительного заклинания, успокаивать его рану и своим холодком вымывать поселившуюся в нем лютую стужу. Но он, пока отдыхал, слышал и осязал топот, сотрясавший землю. Кто теперь рыщет по его лесу? Слишком изнуренный, чтобы менять форму, он укрыл блестящее тело форели под изгибом ольховою корня и стал ждать.

В воду, взбивая песок, погрузились огромные серые пальцы. Во мгле над водой, размывавшей лица, мелькнули и скрылись пустые глаза. Затем вернулись. Ныряли руки, ныряли сети, промахивались снова и снова, но вот поймали его и подняли, извивающегося, в воздух. Он из последних сил попытался восстановить свой истинный облик и не сумел, будучи связан собственным заклинанием о возвращении домой. Он бился в сети, хватая ртом сухой, слепящий, ужасный воздух; он задыхался. Пытка продолжалась, и кроме нее не было ничего.

Много позже он мало-помалу осознал, что вновь обрел свое человеческое обличье; в глотку ему вливали какую-то кислую жидкость. Затем последовал новый провал, после чего он открыл, что лежит ничком на сыром полу склепа. Он вернулся во власть врага. И хотя Фестин опять мог дышать, он был не слишком далек от смерти.

Теперь холод объял его целиком; должно быть, тролли, слуги Волла, повредили хрупкое тело форели, ибо при всяком движении его грудную клетку и предплечье пронзала боль. Истерзанный, лишенный сил, он валялся на дне колодца ночи. Он не мог сменить облик, и выход был только один.

Лежа неподвижно, мучимый тупой болью, Фестин думал: почему он меня не убил? Зачем оставил в живых и держит здесь?

Почему его никто никогда не видел? Какому оку он зрим, какими путями ходит?

Он боится меня, хотя я совершенно изнемог.

Говорят, что все маги и люди силы, которых он победил, живут в запечатанных склепах, подобных этому, год за годом пытаясь вырваться на свободу…

Но что, если кто-то откажется жить?