– Все, – сказал император, вытягивая из сверкающих драгоценными камнями ножен удивительный зеркальный меч, в гранях которого застыло пламя. – Если это и есть тот самый Лучезарный, то он не дарит свет, а пожирает. К сожалению, боги забыли нас.
– Нет, – ответил угодник. – Но боги приходят на помощь только тогда, когда ты и сам сделал все, что мог. И тогда оказывается, что и боги могут не все. Смотри, император, но помни, что это не повторится, ибо то, что уходит, уходит навсегда.
И угодник исчез. Исчез на башне императора, но появился перед Лучезарным.
Встал, как встал бы обычный человек перед огромной горой. И каждый, кто был еще жив в этой битве, понял, что сам Энки явился навстречу заклятому врагу всего живого. И хохот Лучезарного пронесся над полем битвы, словно ураган. И каждый наполнился уверенностью, что Энки должен покориться силе, с которой сладить он не сможет, поскольку именно теперь она велика и почти безгранична. А затем Лучезарный взмахнул мечом, и все, кто был на расстоянии полулиги от него, обратились пеплом – и живые, и мертвые. Только Энки остался стоять да несколько, не более десятка, угодников, не все, многие обратились в пепел, будто и обычные смертные. И тогда маленький Энки произнес слова, которые услышал и понял каждый:
– Не теперь. Тебе понравился этот мир, потому что он достаточно прочен для великих ног. Он, как плот, для того, кто не умеет плавать. Плот над бездной. Но когда плот становится слабым, бревна раскатываются и тяжкий груз камнем идет на дно.
– Великую цену надо заплатить за это! – прогремел Лучезарный.
– Вряд ли она будет больше, чем та, что заплатили мертвые на этом поле, – ответил Энки.
– Чего же ты ждал? – прошипел Лучезарный. – Хотел напитаться смертью?
– Доблестью, – ответил Энки. – К тому же всему свое время. Нельзя испытать вкус яблока, сгрызая его семечки. Надо дать им прорасти, поднять крону, расцвести, завязаться и налиться соком.
– А может быть, ты хочешь отправиться вместе со мной в бездну? – расхохотался Лучезарный и снова замахнулся мечом, но не ударил, а поднял пылающий клинок над головой, и тысячи огненных стрел полетели в разные стороны и пронзили сердца тех, кто впустил ужас в них. И одна из стрел вошла в грудь императора. И последним усилием воли, продолжая смотреть и слушать, император подумал, что империи осталось существовать несколько секунд. И поразился, насколько был прекрасен вид, открывшийся ему, выполненный двумя красками – черной и красной.
– Нет, – ответил Энки. – Каждый удостаивается собственной бездны. Но с тем мраком, который назначен тебе, не сравнится ни одна из них.