– Как насчет молитвы? – поинтересовался Ефимофф.

– Ты что, каждое дело с нее начинаешь?

– Ага. Научили родители.

– Помогает?

– Жив до сих пор.

– Ну, читай. Тихо только…

Пусть читает. А мне неохота. И не потому, что я не верю. Верю… на войне все верят. Остался же я в живых. Значит – для чего-то.

Я знаю, что меня ждет – там. Я знаю, что я недостоин ни прощения, ни милости. Я только надеюсь на то, что Он выслушает меня там. Просто – выслушает перед тем, как взвесить на весах мои деяния и определить мне место.

И потому я не молюсь.

А Ефимофф – молится. Мне даже жаль его. Я мало его знаю, но думаю, что это неплохой человек. И среди американцев много неплохих людей. Вот только в нашем мире это ничего не значит…

И мы пошли…

Дождя не было долго, почва была сухой, поэтому шлось легко. Мы шли так, чтобы нас не видно было с дороги. Но чтобы дорога немного подсвечивала нам. Для поколения 1+ хватало за глаза…

Так мы прошли метров триста, а потом – американец подал команду «опасность». И начались наши неприятности…

Тут раньше был колхоз… наверное. До того, как колхоз развалился, земли продали по десять штук грина за сотку и застроили коттеджами. Остались дороги – полевые. Они шли теперь в никуда – не было полей, не было полевых станов – но они были. И вот на одну эту дорогу съехал… кажется, внедорожник.

Как назло. Этого только не хватало.

Мы как раз собирались пересечь дорогу, но вместо этого вынуждены были залечь. Я молил всех святых, чтобы машина проехала мимо – но она не проехала. Остановилась сразу после нас – метрах в десяти.

Гадство.

Вспыхнули и погасли стопы. Хлопнула одна дверь, потом другая…

– Где это, а?

Кавказский акцент. Аварцы.