Соловьев кивнул.
– Полезай в кабину.
Сначала он думал, что у него ничего не получится. Ноги оскальзывались на ступеньках, и руки никак не могли ухватиться за поручни. Но дружеская поддержка – в виде чего-то металлического, упиравшегося прямо в его задницу, Соловьев не оглядывался, но готов был поспорить на что угодно, что он знает, что это такое, – помогла ему преодолеть три ступеньки меньше чем за секунду. Он обессилено рухнул на сиденье.
– Все закончится неплохо, парень. Если ты не будешь забывать одну вещь – в этом ружье остался еще один патрон. Скажу тебе откровенно – я приберегаю его для другого... Но если ты не избавишься от своей вредной привычки – ставить вопросы в категоричной форме... Ты меня понял, правда?
Похоже, слова уже не значили ничего. Здесь уже слишком многое не значило ничего. Соловьев просто кивнул.
– Тогда – поехали дальше. Нам надо кое-кого догнать. В этом есть смысл?
Он продолжал кивать, как заведенный. Но от него и не требовалось никакого другого ответа.
Мезенцев потянулся к флажку зажигания.
«Наверное, есть. Но провалиться мне на этом месте, если я вижу, в чем он заключается!»
Двигатель заработал, Мезенцев двинул рычаг переключения скоростей, и трактор рванулся вперед.
* * *
* * * * * *
Двенадцать часов двадцать минут. Берег Оки в окрестностях деревни Бронцы.
Двенадцать часов двадцать минут. Берег Оки в окрестностях деревни Бронцы.
В обрывистом берегу были сделаны ступеньки. Когда-то, в благословенные застойные времена по Оке несколько раз в день ходил катер: от Калуги до Тарусы и обратно. Но это было давно – целую эпоху назад. Сейчас катер ходил только по мере заполнения – если удавалось продать достаточно билетов, чтобы окупить горючее.
По пути катер делал несколько остановок, в том числе и здесь, на левом берегу рядом с Бронцами.