Иногда мой сонар обнаруживал впереди стаю «Барракуд» или «тридцаток», тогда приходилось выключать все активные сканнеры, ощупью пробираться к расщелине и тихонько отбредать по ней на приличное расстояние.

Глянув на часы, я определил, что со времени расставания с Молчуньей прошло пять часов. Скафандр проголодался и двигался все более вяло, хлопая за спиной ротовыми отверстиями. Планктона на такой глубине почти не было — слишком холодно, так что скоро придется делать аппарату инъекцию глюкозы, чтобы добавить ему бодрости.

С Молчуньей мы почти не общались. Мой маячок она видела на радаре и знала, что со мной все в порядке, а вот на попытки общения реагировала односложно. В конце концов я перестал ее донимать. «Светлячки» догорели у меня за спиной, и я не стал зажигать еще один. Поганка была совсем близко, а я знал, что вокруг нее довольно широко распространяется зона биологической люминесценции. Привыкнув к темноте, я действительно заметил едва заметное голубоватое свечение воды. До цели было рукой подать.

Достав инъектор, я вогнал в плечевую вену скафандра порцию глюкозы, после чего жабры благодарно затрепетали. Теперь можно двигаться гораздо быстрее. Врубив водометы, я опустился ближе ко дну и набрал скорость, стараясь держаться в расщелинах. Быстро светлело.

Когда без дополнительного освещения уже можно было увидеть пальцы вытянутой руки, я сбавил ход и опустился на дно. Вокруг меня кружились микроскопические организмы, именно они излучали голубоватый свет, позволявший не только видеть на несколько метров, но и различать силуэты вздыбленных базальтовых скал. Одна из них была намного больше остальных, но я с прошлого раза знал, что никакая это не скала, а огромная, ни с чем не сравнимая по размерам пусковая платформа.

За год, что мы с ней не виделись, тварь еще больше разрослась и окрепла. На нескольких эшелонах подле нее, словно жуткие призраки, зависли тяжелые торпеды дальнего охранения, время от времени они сменяли друг друга, уходя вдаль и скрываясь из клубящегося облака света. Твари поменьше суетились вокруг, некоторые свечами уходили вверх, скорее всего на охоту в верхние, плодородные воды. Они возвращались, неся в себе пищу для донной платформы, потому что самостоятельно питаться она не могла. Десятки, даже сотни якорных мин прятались по периметру, цепляясь якорными жгутами за кромки скал. «Берты», «Линды» и «Томочки» висели на разных высотах, напоминая привязанные к земле монгольфьеры.

Все это выглядело уродливым и красивым одновременно. В Поганке ощущалась сокрушительная сила, но не столько физическая, сколько мистическая, подавляющая. И это не было плодом моего воображения — внутри Поганки наверняка размещались сотни нейрочипов для управления тварями охранной зоны, так что она активно излучала на биологических частотах, что не могло не чувствоваться.