Если только «они» еще есть где-нибудь поблизости.
Поверхность купола была почти горизонтальной, когда Габриел наконец сообразил посмотреть вверх. И там была она, Кьяра. Во всем ее великолепии. Слой за слоем алмазоволоконных куполов, встающих как кучевые облака, горящих ярким внутренним светом и затмевающих усыпанное звездами небо. Рядом с ними даже огромный купол Рейнер-парка казался карликовым.
На вершине паркового купола Габриел разглядел темное пятно. Там, черным силуэтом на фоне яркого сияния Кьяры, стоял Лазарус Уайт, руки опущены, и смотрел вверх в позе почтения. Когда землянин поднялся на ноги, Уайт повернулся, словно услышал его. Хотя лица его было не видно за лицевой пластиной, Габриел узнал бы его по манере движения. В ушах Габриела раздалось потрескивание, и шлем наполнился звуком чужого дыхания.
— Ближе не подходи.
— Лазарус? — сдавленно спросил Габриел.
Голова Лазаруса в шлеме слегка наклонилась. Его зеркальная лицевая пластина поймала солнце и запылала огнем.
— Габриел Кайли. Добро пожаловать на свободу. Нет больше ни прутьев, ни оконных стекол. Не к чему прижимать твой нос.
Это свобода. — Он говорил почти радостно, и голос дрожал от едва сдерживаемого ликования. — Они тебя послали, да?
— Нет… они не посылали меня.
— Значит, ты пришел увидеть представление! — Лазарус снова повернулся к Кьяре и отсутствующе сказал: — Ну, теперь недолго ждать, недолго.
Габриел неуверенно шагнул вперед:
— Лазарус, ты этого не сделаешь.
В граненом смехе Лазаруса звучала насмешка.
— Да неужели? Ты проделал… весь этот путь сюда, наверх, чтобы сказать, что я этого не сделаю? Вопреки всем фактам? Следи за мной…
— Подожди! — Габриел пришел в отчаяние от визгливости в собственном голосе. — Подожди.
— О, все в порядке. Я определенно не спешу. Лазарус, казалось, улыбается.
Габриел искал слова — слова, которые могли бы значить что-то для этого человека, — но все, что вышло из его уст, было:
— Черт, Лазарус, почему? Я не верю, что ты действительно хочешь уничтожить все это! Все, все, что там есть?
— Почему нет? — возразил Лазарус, его голос стал далеким. — Это заберет боль… заберет… боль. Никаких больше голосов… только тишина.
Габриел еще раз шагнул вперед.