А они тут как тут — верхом. Закричали:

— Вот он, сукин сын!

Окружили и стволы наставили. Капрал сверху смотрит. Синий мундир, усы сапожной щеткой и пистоль за поясом. Он его даже доставать не стал. Видит, у меня руки заняты. До шпаги никак не дотянуться. А пистоль я в лесу выкинул. Во-первых: пороха к нему не было, я в одной рубахе из окна выскочил. Во-вторых: пистолет тяжелый, пришлось выбирать.

Я говорю:

— Вы меня, как, арестовывать будете? Или на месте порешите?

Капрал говорит:

— Посмотрим.

Морковка открыла глаза и говорит: уа-у. Таким обиженным тоном.

Я подумал — надо было выбрать пистолет. А девчонку оставить. Все руки оттянула, даром что четыре месяца. Посреди леса, волков и лисиц. Тогда у нее был бы шанс.

Я говорю:

— Все хорошо, девочка.

— Ее скоро нужно кормить, — говорю.

Капрал усмехнулся и говорит:

— Не бойся, накормим. Ты давай — одежонку скидывай! Только не дергайся, а то не ровен час…

Что получится, капрал не сказал. Но я и так понял. Потому что нетрудно догадаться. Особенно, если прошлой ночью это видел.

Я девчонку на землю положил и говорю:

— Вы там были?

— Нет, — отвечает капрал.

Я по глазам вижу, что врет. Они у него сделались отдельно от лица. Словно кто-то другой в капральской физиономии дырки проделал и выглядывает. И здорово ему стыдно, этому другому.

— Раздевайся, — говорит капрал. — Кому сказано.