Я огляделся. Один из тех, что надо мной смеялись, у ямы встал и на меч опирается. Другой траву в мешок лихорадочно напихивает. Это чтобы моей голове там помягче было.

— Опять все в последний момент, — говорю, — да?

Капрал дернул щекой:

— И не говори. Оболтусы.

Тут морковка на руках заворочалась. Кулачками глаза трет и куксится. Такое ощущение, что сейчас заплачет.

Я говорю капралу:

— Можешь дать мне слово? Это вместо последнего желания.

Он говорит:

— Какое слово?

Я говорю:

— Возьми девчонку. Только сам — без этих твоих… Передашь князю на руки. Скажешь: Утрехт все дочке завещал. Пусть князь растит, как свою. Сделаешь?

Капрал лицом стал, как апостол. Такой же суровомордый. Словно ему ответственность за человечество какую-то жилу перекрыла. И теперь с выдохом проблемы. Говорит:

— Сделаю.

Я говорю:

— Слово?

Он говорит:

— Слово.

И тогда я протянул ему девчонку.

* * *

Все-таки там был мой дом. Что сводило на нет их численное преимущество. Или мой кураж сводил? Не знаю. Когда вокруг темнота, грохот и вой, через который пробивается детский крик, а фоном — истошный визг нянек… А еще где-то за стеной убивают твоих людей…