— Мы работаем, — сказал Вернер и отключился.

Фон Штернгольдт спрятал мобильник в карман и подошел к бару, вынул оттуда бутыль коньяка «Отард» и направился наверх, в свои апартаменты.

— Ребята, хотите анекдот? — Брант оглядел сидящих за столом штурмовиков. — Зима. Князь фон Штернгольдт утром выходит на крыльцо особняка и видит на снегу написанные мочой слова «Фон Штернгольдт и Вернер — пидорасы латентные». Ну, княже наш мигом серчает, зовет экспертов, те проводят анализ и выдают результат: моча Андреа Грейхарта, а почерк — Анджеллы…

Крозье и Веймар громко рассмеялись.

— Интересно, а префект это слышал? — спросил Шидлер.

— Надеюсь, — сказал Брант. — Иначе, какого хрена я здесь даром распинаюсь?

— Так ты же волонтер! — напомнил Веймар.

— О! Точно! — просиял Брант.

Фон Штернгольдт налил бокал коньяку, сел на диван, достал сигары.

— Переживаешь за нее?

Альфан в черном костюме стоял в углу, невидимый на фоне черной бархатной шторы. Префект вздрогнул от неожиданности.

— Это я у нее перенял, — сказал Альфан, как бы извиняясь. Он сел на диван рядом с князем. — У каждого человека можно чему-нибудь научиться.

Фон Штернгольдт пригубил бокал. И вновь поразился чутью телохранителя.

— Да, Симон, я очень переживаю за нее, — сказал он, выдержав паузу. — Я очень боюсь что, изголодавшись, она убьет барона Грейхарта. И тогда Верховный Совет без малейших колебаний подпишет ей смертный приговор. И уж тогда мы с ней точно никогда не будем вместе. Я ведь не переживу ее смерти.

— А почему тогда ты ломаешь ей жизнь? — спросил Альфан. — Если ты ее действительно любишь — отпусти ее. Пускай она будет счастлива. Ее счастье для тебя должно быть превыше собственного.

Князь промолчал. За последние две недели это уже вошло у него в привычку.

21:00

Анджелла выглядела не просто уставшей — она выглядела так, как будто на ней вспахали десять гектаров поля. Весь день она проспала на заднем сиденье джипа, и все равно была какой-то измученной, подавленной. Она проснулась под вечер, когда машина уже въехала в засыпающий город.