Человек медленно встал и взял камень в руку. Он высился рядом с алтарем, смуглый и обнаженный, с лицом, похожим на неподвижную деревянную маску. Он молча протянул Конану ладонь, на которой переливался и пульсировал самоцвет, и впрямь похожий на живое сердце. Конан взял его с таким чувством, будто принимает подарок от мертвого. Он вдруг вспомнил, что заклинание так и не было дочитано до конца, превращение не завершилось, и жизнь не полностью вернулась в мертвое тело.

– Кто ты? – спросил киммериец.

В ответ раздался безжизненный монотонный голос – так падают капли воды со сталактита в подземной пещере:

– Я был Тотмекри, но теперь я мертв.

– Что ж, может, теперь ты выведешь меня из этого проклятого храма? – попросил Конан, чувствуя, как по спине у него скользит холодок.

Размеренной поступью мертвец зашагал к черному провалу арки. Конан последовал за ним. Оглянувшись, он окинул прощальным взором огромный зал с уступами, на которых теснились саркофаги, а на полу вокруг алтаря валялись трупы. Глаза убитого им кхитайца незряче смотрели в темноту.

Сияние самоцвета освещало черные туннели подобно волшебной лампе, и на стенах плясали золотые отблески. В одном из провалов, как на мгновение показалось Конану, мелькнуло тело цвета слоновой кости, и он решил, что это Акиваша поспешно отпрянула назад, в темноту, чтобы не попасть под лучи драгоценного камня; вокруг нее роились тени нечеловеческих существ.

Мертвец безостановочно шагал вперед, глядя прямо перед собой, и шаг его оставался размеренным, как поступь самой судьбы. На лбу у Конана выступил холодный пот; в голове крепли самые черные подозрения. Откуда ему знать, что это жуткое создание из прошлого ведет его к свободе? Но он понимал, что, предоставленный самому себе, никогда не выберется из этого запутанного лабиринта коридоров и туннелей. Он следовал за своим кошмарным проводником сквозь тьму, что неохотно расступалась перед ними и торопилась сомкнуться позади, тьму, в которой скользили тени и фигуры, рожденные безумием и страхом, но опасающиеся ослепительного блеска камня.

И вдруг впереди показалась бронзовая дверь, и Конан уловил дуновение ночного ветра пустыни, увидел звезды и песок, на который падала зловещая тень гигантской пирамиды. Тотмекри молча указал на пустыню, а потом повернулся и беззвучно зашагал обратно в темноту. Конан смотрел ему вслед, глядя, как тает во тьме его механически переставляющая ноги тень, словно направляясь навстречу своей судьбе или возвращаясь в объятия вечного сна.

Выругавшись от души, киммериец отскочил от двери и со всех ног бросился в пустыню, как будто за ним гналась стая демонов. Он больше не оглядывался ни на пирамиду, ни на черные башни Кеми, высившиеся вдали над песками. Он направлялся на юг, к побережью, и бежал, как человек, охваченный паникой. Физические усилия позволили ему стряхнуть с разума черную паутину, а свежий ветер пустыни рассеял кошмары, опутавшие душу. Отвращение сменилось свирепым восторгом еще до того, как пустыня уступила место болотистой низине, поросшей густой растительностью, сквозь которую проглянула черная вода лагуны и стоящий на якоре «Искатель приключений».