Сара крутит камень в руках. Это тетраэдр. У него четыре треугольных грани одинакового размера, и они идеально совпадают с отверстием в метеорите. Маленький камень-пирамидка, такой знакомый и в то же время совершенно чужой. Данных о его точном возрасте нет, но Алопаям известно, что ему не менее 30 000 лет. Он из тех времен, когда, по мнению многих, у людей еще не было инструментов для столь тонкой работы. И о золотом сечении якобы ничего не знали. Но вот перед Сарой лежит камень из той эпохи – камень, который передавался из рук в руки столько раз. Свидетельство истории доисторических времен. Истории, само существование которой историки отвергают. – Ну ладно, пора, – говорит Сара.

Да, пора.

Будущее не предначертано.

И будь что будет.

Она подносит камень к метеориту. Пирамидка сама выскакивает из руки и встает на свое место, сливаясь с палласитом в единое целое. Тончайший зазор, который их разделял, исчезает. Поначалу не происходит ничего. Камень – это камень, хоть камнем назови его, хоть нет. Просто камень, вложенный в другой камень. Но Алопаи смотрят дальше, и внезапно фрагмент, который Сара носила на шее, превращается в пыль, как и все 3,126 дюйма метеорита. Пыль смешивается, вращается и начинает танцевать, но через 11 секунд успокаивается.

Сара заучила эту процедуру в возрасте пяти лет. Все шаги надо выполнять строго в указанном порядке.

Она пересыпает пепел на пергамент.

– Ахама муху лопеке тепе, – поет ее отец сквозь невыплаканные слезы. Ему бы рыдать над погибшим сыном, но он понимает, что времени на это нет.

Девушка разравнивает пепел.

– Ахама муху гобеклиму, – более решительным голосом выпевает мать.

Сара выливает жидкость из мензурки.

– Ахаман джедже. Ахаман керма, – поют родители хором.

От пепла поднимается пар, в воздухе появляется едкий запах, края листа заворачиваются, и он превращается в чашу.

– Ахаман джедже. Ахаман керма, – повторяют родители.

Сара берет чашу в руки и перемешивает содержимое. Жидкость испаряется, оставшаяся пыль окрашивается в красный цвет.

И оно проявляется.