– Никакого таинства, – раздался в ответ тоже знакомый, но раздраженный голос. – Обряд будет публичным!

– Тем более узник должен быть жив и хотя бы относительно здоров, – заметил обладатель первого голоса.

– Будет, – согласился раздраженный. – Ждать осталось недолго. Меньше месяца. Светлая Пустошь почти у стен Ардууса. Ладно. Кормить, лечить, если надо, одеть. Но не отвязывать. Делайте что хотите, но не отвязывайте. Руки, пояс. Он гордый, пусть доживает отпущенный ему срок стоя.

После этого появился слуга. Игнис не сразу рассмотрел его. Худой, скрученный временем в узлы сухожилий и сложенный в складки морщин старик принес теплую воду, смыл с принца нечистоты, освободил от веревок ноги, натянул на него порты, накинул на плечи ветхое одеяло, проворчал глухо:

– Больше пока ничего не могу. Тебе осталось немного. Сам приводи себя в порядок. Я буду тебя кормить и подмывать, если захочешь облегчиться. Это все. Остальное сам.

И старик кормил Игниса. Сначала, с учетом двухнедельного голода, понемногу, потом, на второй и третий день, обильнее. Пить давал столько, сколько Игнис хотел. Еда была простой, но сытной. Каша, похлебки, тушеные овощи, печеная птица. Старик подавал еду Игнису прямо в рот и только бормотал вполголоса:

– Ешь, не стесняйся. Это из общего котла. Войска в Ардуус нагнано столько, что варят им день и ночь. Если я здесь, скажешь, порты с тебя стяну. Но нужду лучше справляй ночью. Утром я все уберу, чтобы не воняло. Днем тут будут приходить… всякие… По всему городу звон идет, что поймали принца Лаписа. Всю дрянь на тебя повесили. Ты, оказывается, парень, всю свою семью зарубил, и дядю Малума, и тетку Куру недавно, и Кастора Арундо, и Милитума Валора, и Пустулу, его жену, и королеву Армиллу. Нож показывают, который нашли у тебя. Ну, мне не интересно, у тебя ли его нашли, но нож хороший. Неужели ты и вправду так страшен?

Стоял и смотрел мутными глазами в глаза Игнису.

– Кто ты? – спросил его в один из первых осмысленных дней Игнис.

– Старик, – ответил тот. – Нет, когда я начал служить тут, я еще не был стариком. Но время – это такая пакость… Оно распоряжается нашими телами без нашего на то согласия! Ужас что такое…

– Как тебя зовут? – спросил Игнис.

– Падалью, – ответил старик. – Звали падалью и зовут падалью. И будут звать, потому что падаль я и есть.

Он говорил так, что Игнис понял: не врет. Вроде бы не врет. Или врет?

– А как тебя звала мать? – спросил Игнис.

– Мать, – замер, оцепенел старик. Долго так стоял, если бы поднял одну ногу, наверное, напомнил бы собой серую болотную птицу. Но ногу старик не поднял, захихикал тихо и мерзко и вдруг прошептал: – Мать звала меня Намтар. Но я уже почти забыл это имя. И мать забыл. Только ты называй меня как все – стариком или падалью. Если будешь называть меня Намтаром, я умру. Это имя как острый нож.