– Господа, я принес наши выписки, – сказал вошедший док. – Можем, наконец-то, ехать.
Очень осторожно все присутствующие пошли в сторону выхода, боясь, что Объект взбесится на фразу Бартона. Но все прошло благополучно, и они удобно разместились по машинам.
– Игорь, я поеду первым. Ты за мной, – сказал Дмитрий.
– Ладно.
Машины почти бесшумно завелись и выехали за пределы территории больницы.
Домой, подумал Дмитрий, сжимая пальцами руль. Наконец-то домой.
«Н-да. Натворила она делов. Ее охранники теперь десятой стороной ее обходят. Еще бы. Она бы тоже обходила, если бы ей пытались вывернуть мозги наизнанку.
Что ж теперь поделаешь? Прошлого изменить она не может. Придется смириться с тем, что в этом мире на восемь человек, которые ее ненавидят, стало больше. До этого были только Анталы. Теперь вот еще и люди.
А она везде успела отличиться, горько подумала она. Но ничего. Время все лечит. Завтра Разноцветный придет, они поговорят, она попрощается и уйдет. Все просто. Просить прощения она не умела, поэтому в ее сценарии этого не предусматривалось. Кроме того, Разноцветный мужчина. А она женщина. Он не будет долго на нее злиться. Она не раз замечала, как он украдкой рассматривает ее. Она ведь теперь в полной физической форме. Только регенерацию кожи она притормозила, чтобы они не смогли увидеть ее черт лица. А так все было в идеальном порядке.
Осиная талия. Красивая и аккуратная грудь. Длинные ноги. Изящные руки.
В ней все было совершенно.
– Я красива, идеальна и умопомрачительна, – гордо улыбнулась она про себя.
– Ты в этом уверенна? – зашевелилась Память.
Да чтоб тебя!
– Да, уверенна, – вызывающе ответила она. – Мой единственный недостаток это отсутствие памяти.
– Ты в этом уверена? – снова зашептала Память.
Ее уже начинало трясти от этого вопроса. Но, в тоже время, холодный страх начал сковывать ее по рукам и ногам. Что скрывается там, в глубинах ее прошлого? Ей было страшно. Но дальше бежать от себя она уже не могла. Нужно раз и навсегда выяснить все, принять это и двигаться дальше.
– Говори, – резко сказала она.
В ответ было молчание.