Видимо, он был удивлён, что мы не можем сами ответить на наш вопрос. Гоша, поняв это, всё же стеснительно кивнул, требуя ответа.

  Карло чуть усмехнулся, явно над нами или же нашей глупостью.

  Конечно, отгадка сама напрашивалась мне на ум, однако хотелось всё же узнать её у человека, полностью знающего тутошние места.

  А человек, в то время, отвернулся на секунду от нас, и достал из-за пазухи небольшую чёрную дощечку, цепью державшуюся на боковом поручне.

  “Зачем она ему?” – сам собой напросился вопрос. Однако он и разрешился быстро: когда в руках пожилого человека возник привязанный к доске мелок, которым он быстро что-то нацарапал и, дождавшись очередной лампы, повернул к нам.

  Белым по чёрному было неаккуратно написано: “Мастерские”.

  Я немного усмехнулся, Гоша тоже, наклонив голову: можно было и самим догадаться. Хотя, я так и думал, думаю, мой товарищ тоже, нам лишь хотелось получить подтверждение…

  Карло как-то снисходительно, с мелкой тенью ухмылки, посмотрел на нас, после чего убрал доску обратно.

  – А чего это ты не говоришь? – задал ещё один вопрос Георгий, и в свете очередного снопа искр, я увидел его подозревающий взгляд, направленный на водителя.

  Феодосий посмотрел на него, затем проверил ещё раз скорость, и вновь уставился на Гошу. Затем перевёл взгляд на меня. В его глазах читалось что-то, чего он явно не хотел сообщать, но в то же время понимал, что без этого не обойтись.

  Сняв с меня своё внимание, он на долю секунды перекинул его на Антона, мирно дремлющего на краюшке небольшой лавки. Вздохнул, опять посмотрел на Гошу. Только теперь таким взглядом, которым обычно красноречиво выражают недовольство чем-либо. И, дождавшись нового островка света, открыл рот.

  Оттуда, средь почерневших зубов, на нас смотрел страшный обрубок языка, еле-еле выступающий за нёбо.

  Я, чуть скривившись, отвернулся. Мой товарищ же чуть присвистнул.

  – Где это тебя так? – спросил он.

  Феодосий закрыл рот, спокойно достал дощечку и двумя движениями что-то неаккуратно начертал, после чего, не дожидаясь спасительных лучей, повернул своё творение к нам.

  Там было только число и буква: “90-е”.

  – О-о-о, ну ясно, – понимающе выразился Гоша и отклонился на низкую спинку своей лавки.

  Калека повернулся ко мне, чтобы и я смог увидеть надпись. Однако, поняв, что для меня она мало что будет значить, чуть махнул рукой, грубо стёр рукавом запись и вернул дощечку на обратное место.

  Я его отлично понимал и был согласен. Нет, кончено, я что-то слышал о тех временах (это ведь был год, да?), однако, данной мне информации о тогдашних бесчинствах явно не хватало, чтобы понять чувства людей той эпохи.