* * *

На горизонте Тула ждала очередной плюхи, но миномет так и не был развернут в боевое положение.

– Тут деревня недалеко, – сказал Цыган, разглядывая карту. – У озера. Поехали?

– В баньку… – мечтательно промурлыкал Большой. – Хорошо бы.

– Как с лошадью разберемся? – деловито спросил Гош.

Генри, снова оседланный и, похоже, абсолютно счастливый, мирно пасся на обочине. Костя, хмуро разглядывая вновь обретенного друга, курил неподалеку.

– Я тебе разберусь! – пообещала Женя.

– Он нам руки связывает, – объяснил Гош. – Мы же на технику пересели.

– А я на него пересела. Все!

– Как знаешь. – Гош повернулся к карте. – Хорошо, двинем потихоньку. В любом случае, на ночь умнее с перекрестка убраться. А баня нам тем более не помешает.

Часом позже машины остановились на берегу озера. Большой тут же отправился искать баню поприличнее. Костя вышел на мостки и сунул руку в воду.

– Терпимо! – воскликнул он. – Градусов восемнадцать! Ну ее в баню, вашу баню! Я так полез! Дайте мыло!

Цыган тоже забрался на мостки и недоверчиво потрогал воду.

– И правда терпимо, – кивнул он. – Лучше спать пораньше ляжем. Эй, Большой! Иди сюда!

Гош бросил на землю черную куртку. Хорошая была идея пожалеть свои последние шмотки и переодеться в танковые комбинезоны. Стрельба – дело грязное и потное. Забраться в воду хотелось еще с обеда.

– Купалась раньше сразу с четырьмя голыми мужиками? – спросил он Женю.

– Я, конечно, девочка не стеснительная, – ответила та. – Но лучше пока на солнышке погреюсь. Как-нибудь после вас.

– На солнышке… – Гош провел ладонью по борту миномета. – Знаешь, какой самый острый кайф я испытал в армии? По весне, когда выглядывает первое солнце, улечься на теплую броню. И попробовать отогреться. Сразу за все лазанье по снегу, за все караулы при тридцатиградусном морозе… Зимой в армии очень трудно спрятаться от холода. На гражданке ты всегда можешь куда-то зайти. А в армии даже если и есть теплые места, не всем положено там находиться. Помню один зимний полигон, я тогда сидел в машине на наблюдательном пункте. Отличный комбинезон с ватной подстежкой, большой пушистый воротник, рядом гудит отопитель, в зубах сигарета… За бортом минус пятнадцать и сильный ветер, а мне хоть бы хны. И решил я высунуться в люк, чтобы слега проветриться. Выглядываю, а рядом из окопа торчат наблюдатели от прицепной артиллерии. Двое в шинелях таращатся в стереотрубу. Рожи красные, под носами, пардон, сопли примерзли… И дикая обреченность на лицах. Из которой подвиги рождаются. Хоть грудью на амбразуру, лишь бы все поскорее кончилось. Посмотрел на ребят, и стало так безумно стыдно, что я поспешил спрятаться обратно. Кто это сказал: «Нельзя привыкнуть к холоду, можно только научиться терпеть его»?