Лорис наконец выговорился и сел, сложил кисти рук на подлокотниках, и принялся смотреть на них по очереди с каким-то странным выражением лица Выражение было так несвойственно Лорису, что Сове потребовалось несколько секунд, чтобы понять: это отвращение.

— Я вчера уничтожил три эмбриона, — устало произнес он. — Дольше нельзя было тянуть, можно было повредить здоровью матерей.

Сова потянулась и просто накрыла его руку своей.

— Давай я увезу тебя домой, — предложила она.

Он решительно покачал головой.

— Нет. Сейчас нужно быть здесь. Это я просто с тобой расслабился. — Он вскинул глаза и уже другим тоном бодро спросил: — Что ты мне привезла?

Сова выложила ему все услышанное от Гауфмана и протянула диск.

— Мне нужно поработать с этими материалами, — пояснила она. — И я не могу это делать под носом у Магистра — у него слишком хороший нюх. Мне можно тут остаться на пару недель?

— Конечно. Я уже оформил тебя в группу реабилитации. Заодно пройдешь курс. С психологами побеседуешь. На пляже полежишь.

— К черту пляж, — решительно заявила Сова.

— Никаких чертей. Видел я тут ваших разведчиков — нервные, дерганые. Они даже на пляж ходят как на явку — по часам.

Сова засмеялась.

— Это не наши, — презрительно фыркнула она. — Наши внедряются и маскируются под обслуживающий персонал.

— Вот и помаскируешься с недельку. Тебе полезно.

* * *

Пляжи Киферона и в самом деле были лучшими в Федерации. Мелкий шелковистый песок играл всеми оттенками янтаря, а океанская вода плескалась под ногами как красное вино, рубиновыми каплями украшая тело. Когда-то этот кровавый океан с отвращением был описан первооткрывателем Киферона, землянином Андрэ Борквалем, привыкшим к голубым глубинам своей родины. Но с тех пор прошло много веков, за которые киферонцы умудрились навязать всему миру свое восхищение его багровыми приливами, его розовой дымкой на рассвете, его рыжими закатными сполохами.

Сова расположилась на лежаке у самой кромки воды, где ее не беспокоили приверженцы волейбола, разносчики соков и любители знакомиться на пляжах. Электронное табло ее лежака, специально предназначенное для декларирования отношения к внешнему миру, украшала надпись: «Прошу не тревожить. Хочу побыть в одиночестве». Местный контингент отдыхающих был на редкость дисциплинирован и установленного запрета не нарушал. Поэтому когда на третий день по мокрому песку прошлепали чьи-то ноги и тень заслонила солнце, Сова очень удивилась. Вступать в разговор не хотелось, она постучала пальцами по пульту управления табло, вмонтированному в подлокотник лежака, считая это достаточным намеком для бестактного посетителя. Но тень осталась на месте.