Она подумала было окликнуть погонщика, но его телега проехала мимо, и ее взгляд притянула к себе дорога, которая уходила за горизонт, рассекая надвое неровные поля, прямая, как полоса цемента между разбитыми кирпичами.
«Гиерра милостивая, что же я делаю?»
Вот перед ней лежит дорога. Ахкеймион как-то раз сказал ей, что дорога — будто веревка, привязанная ему на шею: если он не следует за ней, она начинает душить. Сейчас Эсменет было жаль, что она не испытывает подобных чувств. Если бы ее тянуло к какой-то цели — она бы еще поняла. Но ей дорога казалась откосом, и при этом довольно крутым. От одного взгляда на нее начинала кружиться голова.
«Дура ты, дура! Это же всего лишь дорога!»
Она уже тысячу раз все продумала. Чего же она теперь испугалась?
Она никому не жена. Ее кошелек — вот он, у нее между ног. Будет по дороге в Момемн «торговать персиками», как выражаются солдаты. Возможно, мужчины и находятся посередине между женщиной и Богом, но когда им приспичит, они делаются голоднее зверя.
Дорога будет добра к ней. Рано или поздно она найдет Священное воинство. И разыщет там Ахкеймиона. Она схватит его за щеки и расцелует. Она наконец-то станет равной ему: такой же путешественницей, как и он.
А потом расскажет ему обо всем, что произошло, о том, что ему грозит опасность.
Она глубоко вздохнула. Дорога пахла пылью и холодом.
Она пошла вперед. Ее ноги и руки были так легки, хоть в пляс пускайся.
Скоро стемнеет.
Глава 10 Сумна
Глава 10
Сумна
«Как описать жуткое величие Священного воинства? Даже тогда, еще не окровавленное, оно являло собой зрелище одновременно пугающее и изумительное: точно огромное чудище, чьи конечности состояли из целых народов: галеотов, туньеров, тидонцев, конрийцев, айнонов и нансурцев, — Багряные же Шпили были самой пастью дракона. Со времен Кенейской империи и Древнего Севера не видел мир подобного сборища. Воинство раздирали интриги, и тем не менее оно внушало невольное благоговение».
Середина зимы, 4111 год Бивня, Сумна
Даже после того, как спустилась ночь, Эсменет продолжала идти вперед, опьяненная немыслимостью того, что она сделала. Несколько раз она даже пускалась бегом по полю: ее ноги путались в траве, прихваченной инеем, она раскидывала руки и кружилась, глядя вверх, на Гвоздь Небес.
Мерзлая земля звенела под ногами, вокруг простирались бесконечные дали. Тьма была безупречно чиста, как будто бритва зимы отскребла с нее все изображения и запахи. Это оказалось так не похоже на влажный сумрак Сумны, где все запятнано чернильными ощущениями. Здесь, посреди холода и мрака, пергамент мира был чист. Казалось, здесь все начинается заново.