«Он решил, что это должно произойти сейчас». Келлхус предвидел этот момент с тех самых пор, как они несколько часов тому назад свернули лагерь.

— Что ты имеешь в виду, скюльвенд?

— Двоим таким людям, как мы, не пройти в земли фаним во время Священной войны. Нас повесят как шпионов задолго до того, как мы достигнем Шайме.

— Но мы ведь затем и перешли через горы, разве нет? Чтобы вместо этого пройти через империю…

— Нет, — угрюмо ответил скюльвенд. — Через империю мы ехать не можем. Я привел тебя сюда, чтобы убить.

— Или, — ответил Келлхус, по-прежнему обращаясь к раскинувшемуся под ногами пейзажу, — чтобы я убил тебя.

Келлхус повернулся спиной к империи, лицом к Найюру. Скюльвенд стоял, со всех сторон обрамленный нагретыми на солнце поверхностями скалы. Серве встала неподалеку. Келлхус обратил внимание, что ее ногти в крови.

— Ты думал об этом, не так ли?

Скюльвенд облизнул губы.

— Ты сказал.

Келлхус обхватил варвара своим постижением, как ребенок сжимает в горсти трепещущую пташку — чутко откликаясь на любой трепет, на биение крохотного сердечка, на жаркое дыхание напуганного существа.

Стоит ли намекнуть ему, показать, насколько он прозрачен? Найюр уже много дней, с тех пор, как узнал от Серве о Священной войне, отказывался говорить и о войне, и о своих планах. Но его намерения были ясны: он завел их в Хетанты, чтобы выиграть время, — Келлхусу уже случалось видеть, как другие люди поступают так, когда они слишком слабы, чтобы отрешиться от своих неотступных мыслей. Найюру нужно было продолжать преследовать Моэнгхуса, даже несмотря на то, что он понимал, что эта погоня — не более чем фарс.

Но теперь они стояли на пороге империи, земли, где со скюльвендов заживо сдирают кожу. Прежде, пока они приближались к Хетантам, Найюр просто боялся, что Келлхус его убьет. Теперь, зная, что само его присутствие вот-вот станет смертельной угрозой, он был в этом уверен. Келлхус еще утром заметил в нем решимость — и в его словах, и в осторожных взглядах. Если Найюр урс Скиоата не сможет воспользоваться сыном, чтобы убить отца, он убьет сына.

Даже несмотря на то, что он знал: это невозможно.

«Так много мучений».

Ненависть, подавляющая своей глубиной, достаточно сильная для того, чтобы уничтожить бесчисленное количество людей, чтобы уничтожить себя или даже самое истину. Мощнейшее орудие.

— Что ты хочешь услышать? — спросил Келлхус. — Что теперь, когда мы добрались до империи, ты мне больше не нужен? Что теперь, когда ты мне больше не нужен, я намерен тебя убить? В конце концов, пройти через империю в обществе скюльвенда невозможно!