— Все плохо! Все! — в голосе Анубрахата прозвенела сталь, — Ты же ничего не понимаешь! Нельзя вторгаться в континуумы, нельзя ничего менять, ведь миры могут погибнуть от того что ты вмешался. Тебя нет здесь давно, ты мертв. Придется мне тебя убить, делу правда это мало поможет, но…

Из кресла выглянула встревоженная Ярана, быстро зыркнула сначала на Ассира, затем на великана в черных как ночь доспехах. Бледное лицо стало еще более безжизненным, но девочка не растерялась, Ассир видел как сжались ее маленькие кулачки.

— Кто вы? — сказала она твердым и ровным голосом. — Зачем хотите нам зла?

Анубрахат повернул голову в ее сторону, присмотрелся, на широком лице прорезалась едва заметная улыбка. Глаза, правда, как-то странно блеснули, но Ярана не отвела взгляда, и хотя все ее тело вздрагивало от боли, она стиснула зубы и терпела. Не хотела показывать слабость.

— Храбрая девочка, — хмыкнул великан. — Но раны слишком тяжелы чтобы жить. Твоя жизнь скоро закончиться. Поверь мне, я знаю.

— Я вам не верю, — тихо прошептала Ярана. — Вы можете меня убить, но вы ничего не можете знать…

— Нет, я знаю, — оборвал Анубрахат сурово. — Это моя работа.

Ассир напрягал волю чаще и сильнее, пот по спине катился градом, но тело не реагировало, хотелось зарычать от досады, но и на это не способен. Все будто умерло, словно его ум и тело разделены, мысли текут, а воля не способна устремиться вперед. Он понимал, что внутри что — то нарушилось, и чувствовал себя подобно разъяренному зверю в клетке. Он бился о крепкие стальные прутья и понимал что с каждым ударом сил все меньше, а клетка остается такой как есть, лишь прутья окрасились алым… Только вместо крови из него вытекает воля, вера в свои силы…

Капсула подплыла еще ближе, на выпуклых боках и в хвостовой части вспыхнули синие огоньки. Значит, гравитационный захват сработал. Медленно, словно удав кролика, истребитель втянул серебристую капсулу внутрь. Ассир не мог наклониться, чтобы увидеть в какой отсек, но то мелочи, главное жива, не погибла… В груди снова затрепетало, сердце наливалось жаром, так и подгоняло вскочить, побежать, увидеть…

Но сил нет даже встать, с горечью и злобой он думал, о том, как подло и мерзко останавливать вот так, в конце пути, когда уже всем естеством ощущаешь, каждую секунду, что заветное так рядом и так далеко…

— Я отделил твой разум от тела, чтобы ты не ускакал куда — то еще, — произнес Анубрахат сурово. — И так набегался.

Он подошел ближе, и Ассир, наконец, увидел его лицо, широкое, жесткое, будто вылитое из металла.