Гоблин появился неожиданно. Довольный жизнью и, похоже, сытый, подлец!

Руки заняты.

— Ты чего так быстро?

— Продал все к чертовой матери, я же ас! — похвастался он. — Сметанки свежей хочешь? У продуктовщиков набрал всякого со скидочкой…

— Бабы небось сжалились.

— Ага. Жуй!

Зря на него тяну, друг у меня заботливый. Своеобразно.

— Трудно было? — поинтересовался я, на ходу принимая большой кусок пирога.

— Да не, че там… Слушай, с рубщиком познакомился, реальный мужчина! Гагауз. Зда-аровый, дикий, как кабан. Рубит — засмотришься! Секиру держит как пушинку. Забрал за работу бошки и весь ливер, я ему еще и шкуры отдал. Все ровно, красиво, по схеме разделки, солидная работа. В сметану макай.

Я послушался, с трудом вдавив пирог в густую массу, хранящуюся в маленькой крынке с широким горлом.

— Вторую тушу вообще всю сразу двинул, рубщик даже не успел покоцать на мелкое.

— Да? Как это ты ухитрился?

— Красавице одной двинул, юной закупщице из «Второго дыхания», повар послал. Фигурка прелестная, — с кайфом вспомнил Мишка. — Побазарили грудными голосами, обещал вечером заглянуть на огонек…

Ах ты, казанова… Я передал ему крынку, дождался, пока Гоб ухватит покрепче, и звонко щелкнул его по лбу.

— Ты че!

— Через плечо! Какой вечер, зачем вранье заряжаешь? Трепло.

— Работа спецназа, — вяло возразил друг, разводя лапами с зажатой снедью.

— Что-то толковое узнал?

— А как же, командир! Во Львове есть струнный квартет, два аккордеона и пианино. Зато у донецких — духовой оркестр, дудки новые, блестящие!

Бесполезно с ним разговаривать.