— Да, если этого потребует Бог.

— А откуда вам знать, чего именно требует ваш Бог?

Пройас в ужасе уставился на скюльвенда.

— Я просто…

К горлу подступила острая боль, по щекам потекли горячие слезы. Пройас мысленно выругался, открыл было рот, но вместо слов у него вырвался всхлип.

«О Господи!»

Все это длилось чересчур долго. Ноша оказалась непосильной. Все — каждый день, каждое слово! — все было битвой. А жертвы — они оставляли слишком глубокие раны. Пустыня, даже гемофлексия — пустяки. Но Ахкеймион — о, это уже серьезно! И Ксинем, от которого он отказался. Два человека, которых он уважал, как никого другого, — и отрекся от них ради Священного воинства… Но этого все равно недостаточно!

«Ничего… Ничего не достаточно!»

— Скажи мне, Найюр, — прохрипел принц.

Странная улыбка, больше похожая на оскал, проступила на лице скюльвенда, и Пройас снова всхлипнул. Он закрыл лицо руками и осел на парапет.

— Пожалуйста! — крикнул он камню. — Найюр… Ты должен сказать мне, что делать!

Теперь, похоже, ужаснулся скюльвенд.

— Иди к Келлхусу, — сказал варвар. — Но я тебя предупреждаю, — он вскинул могучий, покрытый боевыми шрамами кулак, — береги свое сердце. Накрепко закрой его!

Он опустил голову и взглянул исподлобья — так мог бы глядеть волк.

— Иди, Пройас. Иди и сам спроси этого человека.

Кровать стояла на черном помосте, устроенном в центре спальни, словно постамент, вырезанный из каменной глыбы. Легкие покрывала, которые обычно натягивались между столбиками кровати, здесь были прикреплены к изумрудно-золотому балдахину. Закинув ногу поверх простыней, Келлхус нежно погладил Эсменет по щеке. Глядя на ее зардевшуюся кожу, он видел, как кровь питает бьющееся сердце, а затем разливается по всему телу.

«Наша кровь, отец…» В мире неискусных и тупых душ ничто не могло быть драгоценнее.

«Дом Анасуримборов».

Дуниане видели не только глубоко — они видели далеко. Даже если Священное воинство выживет в Карасканде, даже если удастся захватить Шайме, война все равно только начинается. Этому его научил Ахкеймион.