Ну так почему бы не связаться с ними? За время его пребывания в плену угроза Второго Апокалипсиса не уменьшилась. И Сны — они терзали его так же, как раньше…

«Потому, что я больше — не один из них».

Да, он свирепо оборонял Гнозис — вплоть до того, что пожертвовал Ксинемом! — но при этом отрекся от Завета. Ахкеймион вдруг осознал, что отвернулся от собратьев по школе еще до того, как Багряные Шпили похитили его. И все ради Келлхуса…

«Я собирался обучить его Гнозису».

От одной этой мысли у Ахкеймиона перехватило дух. Он вспомнил, что внутри этих стен его ждет нечто большее, чем Эсменет. Давние тайны, окружающие Майтанета. Угроза, исходящая от Консульта и его шпионов-оборотней. Обещание и загадка Анасуримбора Келлхуса. Предвестия Второго Апокалипсиса!

Но хотя по коже побежали мурашки, что-то в нем упрямилось, что-то старое и бессердечное, словно крокодил. «Да в гробу я видел эти тайны! — подумалось Ахкеймиону. — Пускай хоть весь мир вокруг летит в тартарары!» Ибо он — Друз Ахкеймион, такой же мужчина, как и все прочие, и у него есть его возлюбленная, его жена — его Эсменет. Все остальное казалось ребячеством, подобно строкам в зачитанной книге.

«Я знаю, что ты жива. Я знаю!»

В конце концов их небольшой отряд остановился перед безликими стенами какой-то усадьбы. Ахкеймион, стоя рядом с Ксинемом, наблюдал, как двое нумайньерских рыцарей спорят со стражниками, охраняющими ворота. Услышав голос друга, он повернулся в его сторону.

— Акка, — сказал Ксинем, хмуря брови в своей странной, безглазой манере. — Когда мы шли через тени…

Маршал заколебался, и на миг Ахкеймион испугался яростного потока взаимных упреков. До Иотии сама идея о том, что можно прибегнуть к колдовству, чтобы проскользнуть мимо врагов, была бы немыслима для Ксинема. И однако же он согласился, когда Ахкеймион предложил этот вариант в Джокте — согласился неохотно, но без единого слова жалобы. Может, теперь он раскаивается? Или его, как и самого Ахкеймиона, одолевают заботы?

— Я слеп, — продолжал Ксинем. — Слеп, как самый настоящий слепец, Акка! И все же я видел их… Кишаурим. Я видел, как они смотрят!

Ахкеймион поджал губы. Его встревожил страх, смешанный с надеждой, в голосе маршала.

— Ты действительно видел, — осторожно подбирая слова, ответил он, — в некотором роде… Существует много способов видеть. И все мы обладаем глазами, что никогда не прорастали сквозь кожу. Люди ошибаются, думая, что между слепотой и зрячестью нет промежутков.

— А кишаурим? — не унимался Ксинем. — Как им…

— Кишаурим — господа этого промежутка. Говорят, будто они ослепляют себя сами, чтобы лучше видеть Мир, Что Между. По мнению некоторых, именно в этом — ключ к их метафизике.