Чернявая смотрела на них с глумливой насмешкой. Казалось, её ничуть не удивил тот факт, что в их компании оказался Стольник. А может быть, девчонка давно пришла в себя и просто умело притворялась до последнего момента? Может, она уже успела и поудивляться вволю, и послушать их разговоры, и обдумать всё, что считала нужным?

— Тресов брать негде, — спокойно продолжала чернявая, — Люди — это не нефть, которую можно тоннами гнать за кордон и горя не знать. Людей из земли, сколько нужно, не накачаешь. И ТАК людей надолго не хватит. Люди кончаются быстрее, чем нефть или газ.

— Ты че несёшь? — нахмурился Стольник.

В его голосе прозвучало беспокойство. Ещё бы! Новый, но уже становившийся привычным мир, в котором Стольник неплохо, в общем-то, прижился, давал трещину и вскоре должен был развалиться окончательно. Слова трески открывали глаза на то, чего взводному видеть не хотелось.

Улыбка чернявой стала ещё шире и ещё злораднее. Она кивком указала наверх, где по ливнёвке грохотала колонна тресовозок.

— Видишь, пятнистый, что происходит с властью, на которую ты сам пахал, как раб, и ради которой превращал в рабов других? Власть, держащаяся только за счёт тресов, пожирает сама себя. Когда такой власти не хватает ресурсов вовне, она начинает изыскивать их внутри. Но ведь и внутренние ресурсы не бесконечны. Диких почти не осталось, малонаселённые окраинные хутора тоже не удовлетворят растущих потребностей трес-рынка. Остаются крупные города. Такие вот ставродары. Но и их не так много.

А ведь девчонка права! — вдруг отчётливо понял Борис. Ненадёжной общественной пирамиде, возведённой на рабском труде и бесправии тресов, требовалось всё более устойчивое основание. Однако, расширяя его, она сама при этом проседала всё ниже. Все новые и новые пласты ложились в её трес-основание. И рано или поздно, но в нём обязательно увязнет и пирамидная вершина.

Незримые, но неумолимые потоки, как песочную кучу, размывали эту изначально ущербную конструкцию, слепленную из рабства и капитала. Так волна размывает и уносит мусорные завалы в городском коллекторе.

— Ерунда! — мотнул головой Стольник. Он всё ещё не желал признавать очевидного, — Тресы — самовоспроизводящийся ресурс. Трески рожают новых тресов, они растут и…

— Ваша жадность, проклятые торгаши, разбухает быстрее, чем способны плодиться люди, — с ненавистью перебила его чернявая, — А тресы к тому же слишком быстро умирают. И ещё быстрее их прокручивают биржи.

— Биржи? — нахмурился Стольник. — При чём тут они?!

— Ну как же?! — усмехнулась чернявая. — Тресы постоянно растут в цене. Себестоимость трудовых ресурсов скоро перестанет окупаться результатами их бесплатного труда. А тогда — полный звиздец. Наша экономика уже пересела с нефтяной иглы на трес-трафик. Ей жизненно необходимы новые, сильные, молодые и дешёвые рабы. Много дешёвых рабов. Так что сейчас выгребается всё подчистую. Из последних сусеков. Выгляни наверх, пятнистый, посмотри на этот город. Разве ты всё ещё не видишь начала конца? Или тебе мало того, что хэд прячется вместе с тресами в одной мусорной куче?