— Спасибо. Мы уедем. Но сначала, — я очень не хорошо усмехнулся, — сначала тут кое-что закончить надобно, — я вскочил в седло и махнул своим рукой, — поехали…

Примчавшись обратно на площадь, я подъехал к пленным, тесной кучкой сидевшим на земле в окружении караула из местных мужиков. Спрыгнув с коня, я спросил:

— Кто по-нашему понимает?

В ответ, как водится, тишина. Ну, хорошо… Приглядевшись к ним повнимательнее, я вытянул из толпы одного горца, что постарше.

— Знаешь наш язык?

Молчит, глаза отводит. Но голова дёрнулась. Значит — понимает. Признаваться только не хочет.

Достав нож, я приложил его лезвием к горлу своего «собеседника».

— Чего молчим? Вопрос не понятен? Повторить?

— Не надо, — судорожно сглотнув, прохрипел с заметным акцентом горец, — я понимаю…

Уже усвоили, стервецы, что мне каждый раз посланник в их аилы требуется. Чтоб рассказал, что тут и как было.

— Вы чего припёрлись? — спросил я, — Чего дома не сиделось? На что надеялись? И куда остальные пошли? Зачем?

Горец мрачно посмотрел на меня и вдруг зло усмехнулся:

— А ты, сержант, не радуйся, что над нами сегодня верх одержали. Завтра вам всем конец настанет. За нас отомстят.

— Может быть, — согласился я и ткнул пальцем в толпу пленных, — только вот они об этом никогда не узнают. Да и тебе это радости не добавит. Вы пришли сюда грабить и убивать. Ну, так получите же то, что заслужили. Тебя я оставлю в живых. И ты пойдёшь завтра к своим и расскажешь о том, что сейчас увидишь. А теперь стой и смотри!

Я повернулся к нему спиной и подошёл к ближайшему горцу.

— Встань!

Тот поднял на меня глаза, но даже не шевельнулся. Похоже, он даже не понял, что я сказал. Взяв его за отворот шерстяной куртки, я приставил кончик ножа к его шее и, надавливая снизу вверх, заставил подняться. Заглянув мне в глаза он, видимо, понял, что его ждёт и попытался шарахнуться в сторону. Не тут-то было. Отведя кулак с зажатым в нём ножом назад, я одним коротким движением вогнал клинок горцу в самый низ живота и резко, полукругом, рванул руку к верху. Внутренности вывалились наружу, распространяя тошнотворное зловоние, смешанное со сладковатым запахом крови. Отшвырнув в сторону визжащего от боли мерзавца, я обернулся к своему отряду.

— Начинайте! — и нанёс следующий удар. Перед глазами моими стояли картины растерзанных трупов Одуванчика и Линики, падающего с крыши мёртвого Полоза, убитые женщины и дети на улицах и во дворах посёлка…

Зелёный первым поднял свой лук, наложил стрелу и замерев на мгновение, выстрелил. Наконечник с хрустом выбил зубы сидящего напротив горца и с хлюпким чваканьем высунулся из-под его затылка. Качнувшись, мычащий предсмертным воем подстреленный завалился на спину.