Его грубо встряхнули, бок взорвался болью.

— Ты, соколик, лучше брось свои штучки. Не катит со мной номер, понял? Расскажи-ка мне вот что, — старик пожевал губами, — это ты один такой или теперича всех вас учат головы людям морочить?

— Я не…

Светлов замолчал. Старик, очевидно, уловил попытки внушения. Интересно, как? И что это означает? Самоучка, талант-самородок? Или за спиной у него организация, знакомая с боевой суггестией? Какая? Почему суб-аналитику Светлову хотя бы не намекнули о возможности её существования?

Неужели Контора его подставила? Предала?

Казимир, не дождавшись продолжения фразы, заговорил сам:

— Что «не»? Кто бабе глаза отводил? Не ты будто?

— Не понимаю… о чём вы говорите, — отозвался Светлов еле слышно.

— Вижу я, как ты не понимаешь, аж взопрел весь… ин-кви-зи-тор.

Последнее слово Новацкий произнёс раздельно, по слогам — и с издёвкой.

Точно! Его подставили! «Новая Инквизиция — самая законспирированная организация современной России…» Как же… Неграмотные старики в псковской глубинке — и те знают о её существовании… Или случайность? Просто-напросто старик любит вставлять в речь мудрёные иностранные слова — и случайно назвал именно так охотника за русалками?

— Какой ещё инк… — начал Светлов и вновь осёкся. Лёгкая, словно предупреждающая боль кольнула в груди, слева. Он похолодел. Гипноблок… Прямо ему не говорили, но Ковалёв как-то намекнул: провалившийся или изменивший агент ничего не сможет рассказать про Контору, даже если захочет. Даже под пыткой. Даже слово «инквизиция» не сможет произнести… Попросту не успеет.

Страх накатил липкой волной. Западня. Выхода нет. Молчать — убьют и зароют в лесу или утопят в озере. Заговорить — и сердечный приступ оборвёт его жизнь через пару слов. Зато быстро, почти безболезненно. Милосердно…

Но почему, почему?! Почему в этой дикой ситуации оказался он, Светлов?! Почему весь выбор остался лишь между смертями — мучительной и безболезненной? Ведь он не супермен, и никогда им не был, и не хотел быть, жил себе тихо, никого не трогал, регистрировал фирмы, любил девушек… Так нет, пришли, задурили голову, поманили призраком силы, призраком тайной власти над людьми… поставили в свой ублюдочный строй, заставили присягнуть ублюдочному знамени… И послали на убой. На верную смерть. Его, Сашу Светлова…

Остаётся последний шанс. Крохотный. Мизерный. Соврать, ни словом не помянув про Контору — но соврать так убедительно, чтобы ему поверили. И не просто поверили, но и побоялись его тронуть.

Он заговорил, вновь глядя в глаза Новацкому, заговорил уверенно и твёрдо, — насколько был способен в сложившейся ситуации: