— Умница. «Фреки» ходит по стационарной орбите. В перпендикулярной плоскости вращается «Гери». Внутри до черта спутников, где нам могут оказать помощь. В сущности, нас устроит даже простой беспилотный маяк. С него можно снять аккумулятор и установить связь.

Натали никогда в жизни не поймала бы сама нужную волну, не говоря уж о том, что и аккумулятор не узнала бы, глядя на него в упор, но тем не менее беспокойство её улетучивалось. Она даже вспомнила, что Зиглинда была по правому борту, когда Шельмы шли на «посев».

— И самое главное, — сказал Назгул. По тону его Натали догадалась, что главное — оно же будет и последним в списке инструкций на сегодня. — Твоё отчаяние — твоя смерть. Какую бы ошибку ты ни сделала, она поправима. Кроме этой. Шанс есть всегда. Заметить и вытащить тебя могут, даже если ты потеряешь сознание. Вооружённые Силы давно уже отказались от практики фаст-барбитала в бортовой аптечке, цианида в зубе и ритуального кортика на предплечье. Обещай мне.

— Обещаю. Что насчёт плена, Рубен?

— Мы не знаем, насколько это плохо, — подумав, отозвался Назгул. — Стало быть, раньше времени и сокрушаться не будем. На крайняк, я — уникальная модель, и без тебя не летаю. Не думай об этом.

Было холодно. Обычно уж на что-что, а на холод-то пилоты не жалуются. Но системы обогрева кабины — электрические, а стало быть — их всё равно что нет. Правда, скафандр защищает от кельвиновых температур, но, как оказалось — не от нервного озноба. Легко сказать: не впадай в отчаяние! Оно, отчаяние, плещется вокруг, захлёстывая кабину, и воды его черны. Все часы слились в единый час, все действия — в монотонные покачивания ручкой. Рубен велел ей двигаться галсами, отсчитывая время прямолинейного полёта с помощью пульса. И замолчал, словно в кому впал. Иногда желание позвать его становилось почти нестерпимым.

Больше всего Натали боялась сойти с ума, а потому вбила в своё сознание некий Большой Серебряный Гвоздь, вокруг которого вращалась Вселенная. Гвоздём этим был Назгул. Никто, кроме неё, неумелой и, в сущности, глупой, не спасёт его.

Космос, где, как помнилось ей, некуда было плюнуть, чтобы не попасть во врага или в друга, был издевательски пуст. Физиологические желания не давали себя знать. Через несколько часов осталась только усталость. Через сутки сознание начало мерцать. Хуже всего — зигзаги стали неровными, а это бог весть к чему могло привести. Безгласно улететь в далёкий космос или, чего доброго, попасть в цепкие лапы притяжения планеты и в её атмосферные слои. Сгоришь — и пикнуть не успеешь. А то и собственные АКИ примут безгласный истребитель за рвущегося к цели врага.